Леонид Мартынов

Звонят в Елоховском соборе.
И это значит — понимай,
Что вслед за пасхой очень вскоре
Придёт весенний праздник Май.

А эта девочка на рынке
Торгует птичками. Блестят
Очаровательные спинки
Кустарно сделанных утят.

Одно
Волнение
Уляжется —
Другое сразу же готовится,
А мир ещё прекрасней кажется;
Ещё желаннее становится
Земля,
Укатанная гладкими
Посадочными площадками,
Увешанная виадуками,
Источенная водостоками,
Набитая золой и туками,

И снова осень...
Велосипедист,
Пригнувшийся к своей дрожащей раме,
Несётся, как осенний пёстрый лист,
Подхваченный вот этими ветрами;
И девушка, которая в кино
Играла чеховскую Анну,
На перекрестке встречена нежданно,

А если бы историк наших дней
Не в современном жил, а в древнем Риме,
Тогда, конечно, было бы видней
Всем древним римлянам, что станет с ними!

Инфузорно
Мы пылаем
И выпениваем в споре
Восклицанья, несть числа им,
Будто это капли в море.

Я хочу,
Чтоб крылось в слове
Столько пламенного жара,
Будто блещет капля крови,
Тяжелей земного шара.

Редко
Перечитываем классиков.
Некогда.
Стремительно бегут
Стрелки строго выверенных часиков —
Часики и классики не лгут.

А красноречивей всех молчат
Книги, славно изданы, честь честью
Переплетены, чтоб до внучат
Достояться с Достоевским вместе
И затем поведать всё, о чём
Написавший не сказал ни слова,
Но как будто озарил лучом
Бездну молчаливого былого.

Я стихи писал
В период гроз,
Ночью, полон внутреннего жара.
И однажды
Ветер их понёс
Будто бы вокруг земного шара.

Вот он, корень,
Корень зла!
Ох, и чёрен
Корень зла.

Как он нелицеприятно
Смотрит с круглого стола,
Этот самый корень зла!

- Надо сжечь его до тла,
Чтоб исчез он безвозвратно!

Чего только не копится
В карманах пиджака
За целые века...

А лето, печь не топится...
Беда не велика,
Беда не велика.