Игорь Северянин

Соны качеля, белёсо ночело.
Лес печалел в белосне.
Тюли эоля качала Марчелла:
- Грустно весенне усни! -
Точно ребенка, Марчелла качала
Грёзы, меня и весну.
Вот пробесшумела там одичало
Глуше затишия мышь.
Крылья дымели, как саван истлевший.

За двести вёрст от Петрограда,
От станции в семи верстах,
Тебе душа поэта рада,
Селенье в еловых лесах!

Там блекнут северные зори,
Чьи тоны близки к жемчугам,
И ласково подходит море
К головокружным берегам.

Предвижу критиков ухмылки,
Их перекошенные рты.
Их презирает стих мой пылкий
Явленье истой красоты!

Огонь святого вдохновенья
Растопит скептицизма лёд,
И критиков в одно мгновенье
Закружит мой водоворот.

Если вы встретите женщину тихую,
Точно идущую в шорохах сна,
С сердцем простым и с душою великою,
Знайте, что это - она!

Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла — в башне замка — Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил её паж.

О, моя дорогая! ведь теперь ещё осень, ведь теперь ещё осень...
А увидеться с вами я мечтаю весною, бирюзовой весною...
Что ответить мне сердцу, безутешному сердцу, если сердце вдруг спросит,
Если сердце простонет: "Грезишь мраком зелёным? грезишь глушью лесною?"

Он лежал, весь огипсен,
Забинтован лежал,
И в руке его Ибсен
Возмущённо дрожал...

Где же гордая личность?
Где же ego его?
Человека отличность
От иного всего?