Храп

Рядом уснуть немыслимо было. Прахом
Шли все усилия — водка, счёт, «нозепам»:
всё побеждалось его неумолчным храпом,
вечно служившим мишенью злым языкам.

Я начинал ворочаться. Я подспудно
Мнил разбудить его скрипом тугих пружин,
Сам понимая, насколько это паскудно —
вторгнуться к другу и портить ему режим.

После вставал, глотал из графина воду,
перемещался в кресло, надев халат, —
Он же, притихнув, приберегал на коду
Самую что ни на есть из своих рулад.

Я ненавидел темень глухих окраин,
Стены домов, диван, который скрипел…
Кто-то сказал, что Авеля грохнул Каин
Только за то, что тот по ночам храпел.

Сам я смущался, помнится: в чём тут дело?
Терпим же мы машины, грозу, прибой…
Дремлет душа, и кто-то хрипит из тела —
Иноприродный, чуждый, ночной, другой.

Этот постыдный страх и брезгливость эта
Нынче вернулись ко мне, описав петлю.
Возраст мой, возраст! Примерно с прошлого лета,
Ежели верить милой, я сам храплю.

Тело своё я больше своим не чую,
в зеркале рожи небритой не узнаю —
всё потому, что нынче живу чужую,
Странную жизнь, пытаясь забыть свою.

Плечи мои раздались и раздобрели,
волос течёт-курчавится по спине,
голос грубеет, и мне в этом новом теле
Дико, как первое время в чужой стране.

Лишь по ночам, задавленная годами,
Смутной тревогой ночи, трудами дня,
вечным смиреньем, внезапными холодами, —
прежняя жизнь навзрыд кричит из меня.

Это душа хрипит из темницы плоти
нищим гурманом, сосланным в общепит,
голым ребёнком, укрывшимся в грубом гроте…
Я понимаю всякого, кто храпит.

Это душа хрипит из темницы жизни,
Сдавленно корчится с пеною на губах.
Время смежает веки. И по Отчизне
«Стррах» раздается, «пррах» раздается, «кррах».