Свадьба поэта

Сиял уже свечами храм.
‎На клиросе блея́ли.
Венчался с блядью гнусный хам,
‎Хлыщи венцы держали.
Противу двери от двора
‎Стояли пред амвоном
Четы позорной шафера́:
‎Ярыжкин наш с Платоном.
Давно уж вам знаком майор,
‎Платон же величавый —
Брат Кукольнику, сущий вор,
‎Не малое укравый.
И книжников был целый клир
‎При бракосочетаньи;
И тот, кто днесь убог и сир,
‎Присущ был в сём собраньи.
О Жернаков! речь о тебе!
‎Блеснул ты метеором
И, смело вверяся судьбе,
‎Сначала не был вором.
Ты не был жертвою закла́н
‎В те дни ещё Фаддеем,
Не вовсе пуст был твой карман
‎И слыл ты грамотеем.
И ты весь в бархате, в бобрах,
‎О Ольхин! был во храме.
Служил ты прежде в сторожах,
‎Женился вдруг на даме.
Открыл богатый магазин,
‎И за́жил припевая,
Прохлад и нег роскошный сын,
‎Невзгод не ожидая.
Но днесь, увы, объявлен ты,
‎Друг, злоственным банкротом.
И не спасён от нищеты
‎Булгарина оплотом.
И ты, на эскимосский лад
‎Французский прощелыга,
Плюшардий! был бы уж богат,
‎Да погубила книга.
В её ль семнадцати томах
‎Лежат твои проходы?
Не в двадцати ль борделях, ах!
‎Их про́жил ты в те годы?
И он, и он был в их строю,
‎Лисенков оный смелый,
Кто пал с Булгариным в бою
‎На щит осиротелый.
Меж них и твой тюрбан блистал,
‎Кондратьевна Жанета,
Кого наш век лишь сводней знал,
‎Но блядью — в древни ле́та.
Твоей бордели наш поэт
‎Амалией обязан —
И к алтарю её ведёт,
‎Навеки с нею связан.
И ты, Бернет, там предстоял
‎И видел всё в тумане,
Как будто ты предузнавал
‎Судьбу свою заране.
Но чья седая голова
‎Виднеется во мраке?
Кто движется в толпе едва
‎В мундирном новом фраке?
Как лучезарная звезда,
‎Ланит румянец яркий, —
Чело, как бритая <пизда>
‎Дряхлеющей татарки,
Всё, всё вещает в нём гостям:
‎Грядёт во храм вельможа!
И шлёт поклон по сторонам
‎Предательская рожа.
Се тот, кто сочетать решил
‎Видока с Совестдралом
И бездну мерзостей успел
‎Вместить в сём теле малом.
Се ты, любимец русских муз,
‎Булгарин необъятный,
Пришёл благословить союз
‎Четы сей благодатной!

‎______________

Почётной стражи целый строй
‎Явился за Видо́ком, <Фаддеем>
То тли был необъятный рой,
‎Назвать её посмеем:
Алёша Греч, меньшой из чад
‎Гнезда пчёлы поганой.
И телом, и душою гад
‎Вонючий и засраный.
И мелкий червь из-под Москвы —
‎Межевич — цвет собранья —
С задором, но без головы,
‎Пустившийся в писа́нье.
Другие... но пора давно
‎Вернуться нам к герою.
Мы в со́рта высшего говно
‎Должны ступить ногою.

‎______________

И вот уж начался обряд.
‎Терзаемый изжогой,
Бросает Нестор гордый взгляд
‎На лик Жанеты строгий.
Невеста чуть жива стои́т,
‎Упрёков ожидая:
Увы! теперь ей предстоит
‎Обязанность иная.
Теперь, вступая в высший свет,
‎Супруге Бригадира,
Ей посетить уж льготы нет
‎Приют любви и мира,
Где сладко жизнь вела она
‎В кругу блядей здоровых
И, вечной кротости полна,
‎Е<бла>сь за пять целковых.
И вот похабная чета
‎Меняется перстнями,
И се — священные уста
‎Разверзлися словами:
«Раб Божий Нестор обручён,
‎Обручена Амалья!»
И забасил «аминь!» не в тон
‎Ярыжкин наш каналья.

‎______________

Вокруг налоя молодых
‎Ведут рука с рукою,
И вдруг разнёсся сзади их
‎Какой-то смрад струёю.
Бежит церковный с тряпкой страж —
‎И вдруг узрели, что́ же?
Произвести такой пассаж
‎Ни на́ что не похоже!
Ярыжкин, выпуча глаза,
‎В неслыханной натуге,
Как будто получил туза,
‎Блевал на шлейф супруги.
Но всё счастливо обошлось,
‎Страж вытер всё тряпицей,
И поздравленье началось
‎Сей притчи во языцех.
‎______________

Тогда почётный гость Фаддей
‎Ступил на середину
Благословить своих детей:
‎Они согнули спину,
А он над ними длань простёр,
‎Как патриарх маститый,
И, чмокнув их, пошёл на двор
‎С своей достойной свитой.
‎______________

Теперь перенесёмся в дом
‎Близ церкви Вознесенья,
Где страшный поднялся содом
‎Во славу обрученья.
И загремел венчальный пир
‎С приправой жирных брашен:
По брюху русскому сей жир
‎Отраден, а не страшен.
Портвейн от Фохтса заиграл
‎Вслед русской кулебяке,
Хозяин пьяный закричал:
‎«Долой штаны и фраки!»
Развеселил собою Брант
‎Своих собратий мрачных.
Элькан пропел хвалебный кант
‎Во славу новобрачных.
‎______________

В углу возник горячий спор
‎Меж пьяными гостями,
И поселился вдруг раздор
‎Меж сими господами.
Ругнул нечаянно Бернет
‎Жандармов благородных
И закричал, что в мире нет
‎При них идей свободных.
Ярыжкин крикнул: «Не болтай,
‎Ты их узнаешь силу!» —
И как-то двинул невзначай
‎Смирновского по рылу.
Смирновский громко возопил
‎И, яростью пылая,
Хватил майора со всех сил,
‎Куда и сам не зная.
Майор схватился за м<уде>
‎И дал туза кому-то.
И драка вдруг пошла везде
‎В единую минуту.
И всё слилось в какой-то сброд
‎Каких-то харь разбитых,
Расквашенных носов, бород,
‎И фонарей подбитых.
К скандалам не привыкнув сим,
‎Кондратьева Жанета
Кричала с ужасом тупым:
‎«Где, где моя карета?.
И не взирая ни на что,
‎Хоть драка унялася,
Она сыскала свой пальто
‎И тотчас уплелася.
Когда волненье унялось,
‎Тот тёр виски и ляжки,
Другой примачивал свой нос,
‎Иной чинил подтяжки.
‎______________

И вот настало наконец
‎Священное мгновенье,
Когда Гимена новый жрец
‎Изыдет на служенье.
На брачной комнаты порог
‎Ступили молодые
И преклонилися до ног
‎Перед Фаддея выей.
Но выпив с лишком полведра,
‎Не смог жених подняться —
И на полу он, как гора,
‎Был вынужден остаться.
Майор позвал скорей людей
‎И Нестора поднялми,
С трудом стащили до дверей
‎И на постель расклали.
Меж тем Амалия вошла
‎В дезабилье красивом,
К супругу робко подошла
‎В неведенье счастливом.
И вдруг... о ужас! перед ней
‎Свершилось в очью чудо:
Внезапно появилась ей
‎Облёванная груда.
‎______________

О ложе неги, пое<бк>ов
‎И всяческих даваний!
Тебе ли местом быть блевков
‎И бзд<ох>ов и рыганий?
Но долг супруги превозмог:
‎Амалия решилась
И, кое-как в постель близ ног
‎Супруга поместилась.
Как провели супруги ночь
‎В облёванной постели
И как е<блись>? о том точь-в-точь
‎Сказать мне не сумели.
Но это, право, всё равно
‎И им, и вам, читатель:
Амалию уж ё<б> давно
‎До свадьбы наш приятель.
Он с ней теперь семь лет живёт
‎И, блядь свою целуя,
Её он маменькой зовёт:
‎Так посулим им <ху́я>!