Весталка

«Вставай, Секстилия!.. Пора!.. На этот раз
Готов ли факел твой? — Но сердцем изнывая,
Не спит во тьме ночной весталка молодая.
‎Увы! ночник её погас…

Без факела идёт Секстилия во храм.
Как жрица Весты, там, она огонь священный
Должна блюсти. Таков обычай неизменный,
‎Угодный царственным богам.

Вот древний жертвенник: таинственный огонь
Горит; лучи, дрожа, скользят на мрамор млечный,
На неподвижный лик, на грудь богини вечной
‎И на простертую ладонь.

Приблизившись к огню, Секстилия жезлом
Пошевелила пламя; возле пьедестала
Облокотилась и, откинув покрывало,
‎Поникла на руку челом;

Стоит, — и снится ей Полибий молодой:
Не он ли, в Колизей спеша, в плаще зелёном
За колесницею летит на запылённом
‎Коне по звонкой мостовой.

Под медной каскою, в одежде боевой
По тесным площадям неопытный, но смелый,
Не он ли, издали, как тень, следит за белой
‎Одеждой с пурпурной каймой,

И там, где мутный Тибр из-за публичных бань
Бежит в сады, — приют статуй уединённых:
Сатиров с нимфами и граций обнажённых, —
‎И где, как трепетную лань

Её вчера смутил знакомый шум шагов;
Где поняла она всё, всё — мольбы желанья,
Любви прощальный вздох, с надеждой на свиданье.
‎И горький ропот на богов.

Ей снится бледный лик и тёмные глаза,
Одушевлённые мучительною страстью…
— Кто может из владык земных, венчанных властью,
‎Сказать грозе: молчи, гроза!

Какое божество захочет летних дней
Роскошный цвет убить морозной пеленою,
Иль римлянку, давно созревшую душою,
‎Спасти от мысли и страстей!

И вспомнила она младенческие дни, —
Те дни, когда отец и мать, убрав цветами,
В храм Весты девственной, с обычными мольбами,
‎Её на жертву привели.

На жертву! Для чего? И вот, её глаза
Из-под густых ресниц блеснули небывалым
Огнём; стеснилась грудь, и по ланитам впалым
‎Сбежала знойная слеза…

И, отступя на шаг, над юной головой
Скрестя прекрасные, до плеч нагие руки,
Со всеми знаками невыносимой муки,
‎То упрекая, то с мольбой,

Как Пифия, в бреду, весталка говорит:
«Богиня! для чего беречь мне этот пламень?
Ты холодна, но я — не ты, не мёртвый камень,
‎В котором кровь не закипит.

Ты видишь: я больна. Во сне и наяву
Я брежу им. Гляди, как сами плачут очи!
Подслушай лепет мой, когда на ложе ночи
‎Я чуть не вслух его зову.

Скажи мне: кто зажёг огонь в моей груди,
И отчего мне тяжко это покрывало?
Сойди, бессмертная богиня, с пьедестала
‎И сердце смертной остуди!

Тебе я отдала мои младые дни, —
Иль жертва страшная моя чудес не стоит! —
Так если знаешь ты, как это сердце ноет,
‎Надменная! пошевельни

Над этим алтарём простертою рукой!
Одною складкой мраморной одежды…
Пускай со страхом, но не без надежды
‎Я ниц паду перед тобой.

Увы! суров твой лик; десница тяжела;
Твои глаза глядят, лучей не отражая.
Рыдаю… ты мертва! Тебя не согревая,
‎Горит пахучая смола.

Но не к одной тебе я шлю мои мольбы, —
Богини вечного Олимпа, к вам взываю!
Скажите, именем судьбы я заклинаю:
‎Как устоять против судьбы?

Чем может смертная умерить злую страсть,
Тогда как сами вы её очарованью
Готовы уступить и жадному лобзанью
‎Вполне отдать себя во власть!

Одних ли вы богов ласкали на груди?
Иль мало вам небес! иль мало вам сознанья,
Что ваша молодость вечна без увяданья,
‎Что нет вам смерти впереди!

А мне! — мне все грозит с утратой лучших лет —
И седина, и гроб — что хуже этой казни!
И я, — я не должна подумать без боязни
‎Нарушить тягостный обет!

О, ненавистная! о, рабская боязнь!
Долой покров!.. я рву его на части…
Потухни жертвенник, как это пламя страсти
‎Потушит завтрашняя казнь!»

И жертвенник потух…