Алексей Константинович Лозина-Лозинский

Весьма любезные, безумные кастраты,
Намёк, пунктир, каприз и полутон,
Урод изысканный и профиль Лизистраты,
И эллинка, одетая в роброн.

Когда-то, когда-то у Нила
Вдвоём предавались мечтам
Один одинокий мандрила
И сумрачный гиппопотам.

Мандрила хотел бы быть пумой,
Мечтал быть орлом бегемот…
Как ты они мучились думой,
Читатель, мечтатель, урод.

Лазурный, чистый день, девически-прозрачный
Взглянул, как умная, наивная газель,
В девичью комнату, на смятую постель,
Где олимпиец спал, насмешливый и мрачный.

Луна желта. Шаманское кольцо
Ей в омут брошено таинственный.
Окаменение ложится на лицо
Вдруг восприявшего, что он единственный.

И тишина. Как прокажённая,
Бела берёза над прудом.
И мир, как сказка, искажённая
Каким-то дьявольским лицом.

С салфеткой грациозная девица,
Как бабочка, летала по кафэ.
Ей нравились предерзостные лица,
Усы, мундир и брюки Галлифэ.

Мы все одной мыслью страдаем,
(Но я разболтаю секрет)
И сами себя уверяем
Что нету её, её нет!

Но мысль та растёт неустанно,
Тем больше, чем старше года:
Неправда ль, нам странно, нам странно,
Что мы существуем? Ведь да?

На камне когда-то, когда-то
Я высек слова: я люблю.
Там мхи разрослися богато
И надпись закрыли мою.

Но мох седовласый снимаю
И вижу вновь: я люблю…
В груди я тот камень таскаю,
Где надпись я высек мою.

Мой друг, моё сердце устало,
Печальное сердце поэта…
Мой друг, в глубине зазвучала
Та песня, которая спета…

Замолкни! Пусть будет ненастье
И труд и привычное стадо…
Есть письма, есть души, есть счастье,
Которые трогать не надо…

Свиненок! Дрянь! Негодяй! Вымогательство!
И как монотонно лжёт…
Ведь знаю я — тут наем, надувательство;
Подай — «хозяин» пропьёт.

А он-то, он! По холоду зимнему
И рыщет, и лжёт нам всем…
Но… всё-таки… Буржуа! Подадим ему,
Мальчишка прозяб совсем!

Нынче утром небо нежно-переменчиво,
Словно девушка, капризная слегка.
И лазурь его лукава и застенчива,
Но растрепаны и быстры облака.