Псовая охота

Провидению угодно было создать человека так, что ему нужны внезапные потрясения, восторг, порыв и хоть мгновенное забвение от житейских забот; иначе, в уединении, грубеет нрав и вселяются разные пороки…
(Реутт. Псовая Охота.)

I.

Сторож вкруг дома господского ходит,
Злобно зевает и в доску колотит.

Мраком задёрнуты небо и даль,
Ветер осенний наводит печаль;

По небу тучи угрюмые гонит,
По полю листья — и жалобно стонет…

Барин, проснувшись, с постели вскочил,
В туфли обулся и в рог затрубил…

Вздрогнули сонные Ваньки и Гришки,
Вздрогнули все — до грудного мальчишки.

Вот, при дрожащем огне фонарей,
Движутся длинные тени псарей.

Крик, суматоха!.. ключи зазвенели,
Ржавые петли уныло запели;

С громом выводят, поят лошадей…
Время не терпит — седлай поскорей!

В синих венгерках на заячьих лапках,
В остроконечных, неслыханных шапках

Слуги толпой подъезжают к крыльцу.
Любо глядеть — молодец к молодцу!..

Хоть и худеньки у многих подошвы —
Да в сюртуках зато жёлтые прошвы,

Хоть с толокна животы подвело —
Да в позументах под каждым седло;

Конь — загляденье, собачек две своры,
Пояс черкесский, арапник и шпоры…

Вот и помещик. Долой картузы!..
Молча он крутит седые усы,

Грозен осанкой и пышен нарядом,
Молча поводит властительным взглядом,

Слушает важно обычный доклад:
«Змейка,

Сокол захромала…»
Гладит, нагнувшись, любимца-Нахала,

И, сладострастно волнуясь, Нахал
На спину лёг и хвостом завилял…

II.

В строгом порядке, ускоренным шагом
Едут псари по холмам и оврагам.

Стало светать; проезжают селом —
Дым поднимается к небу столбом,

Гонится стадо, с мучительным стоном
Очеп скрипит (запрещённый законом);

Бабы из окон пугливо глядят,
«Глянь-ко, собаки!» — ребята кричат…

Вот поднимаются медленно в гору.
Чудная даль открывается взору:

Речка внизу, под горою, бежит,
Инеем зелень долины блестит,

А за долиной, слегка беловатой,
Лес, освещённый зарёй полосатой…

Но равнодушно встречают псари
Яркую ленту огнистой зари,

И пробуждённой природы картиной,
Не насладился из них ни единый.

«В Банники!»
Борзовщики разъезжаются врозь,

А предводитель команды собачьей,
В острове.

Горло завидное дал ему Бог:
То затрубит оглушительно в рог,

То закричит: «добирайся, собачки!
Да не давай ему, вору, потачки!»

То заорёт: «го-го-го! — ту! — ту!! — ту!!!»
Вот и нашли — залились на следу…

Варом-варит закипевшая стая,
Внемлет помещик, восторженно тая,

В мощной груди занимается дух,
Дивной гармонией нежится слух!..

Однопомётников лай музыкальный
Душу уносит в тот мир идеальный,

Где ни уплат в Опекунский Совет,
Ни беспокойных исправников нет!

Хор так певуч, мелодичен и ровен,
Что твой Россини! что твой Бетховен!..

III.

Ближе и лай, и порсканье, и крик —
Вылетел бойкий русак-материк!

Гикнул помещик и ринулся в поле…
То-то раздолье помещичьей воле!..

Через ручьи, буераки и рвы
Бешено мчится: не жаль головы!

В бурных движеньях — величие власти,
Голос проникнут могуществом страсти,

Очи горят благородным огнём…
Чудное что-то свершилося в нём.

Здесь он не струсит, здесь не уступит,
Здесь его Крез за мильоны не купит!..

Буйная удаль не знает преград —
Смерть иль победа — ни шагу назад!..

Смерть иль победа! (Но где ж, как не в буре,
И развернуться славянской натуре?..)

Зверь отседает — и в смертной тоске
Плачет помещик, припавший к луке, —

Зверя поймали — он дико кричит,
Мигом отпазончил,

Гордый удачей любимой потехи,
В заячий хвост отирает доспехи

И замирает, главу преклоня
К шее покрытого пеной коня…

IV.

Много травили, много скакали,
Гончих из острова в остров бросали,

Вдруг неудача: Свиреп
Кинулись в стадо, за ними Ругай,

Следом за ними Угар —
И растерзали в минуту барашка!

Барин велел возмутителей сечь,
Сам же держал к ним суровую речь;

Прыгали псы, огрызались и выли
И разбежались, когда их пустили…

Рёвма-ревёт злополучный пастух,
За лесом кто-то ругается вслух.

Барин кричит: «Замолчи, животина!»
Не унимается бойкий детина.

Барин озлился и скачет на крик, —
Струсил — и валится в ноги мужик…

Барин отъехал — мужик встрепенулся,
Снова ругается; барин вернулся…

Барин арапником злобно махнул —
Гаркнул буян: «караул, караул!»

Долго преследовал парень побитый
Барина бранью своей ядовитой:

«Мы-ста тебя взбутетеним дубьём,
Вместе с горластым твоим холуём!»

Но уже барин сердитый не слушал,
К стогу подсевши, он рябчика кушал,

Кости Нахалу кидал, а псарям
Передал фляжку, отведавши сам.

Пили псари — и угрюмо молчали,
Лошади сено из стога жевали,

И в обагрённые кровью усы
Зайцев лизали голодные псы…

V.

Так отдохнув, продолжают охоту,
Скачут, порскают и травят без счёту.

Время меж тем незаметно идёт,
Пёс изменяет, и конь устаёт…

Падает сизый туман на долину,
Красное солнце зашло вполовину

И показался с другой стороны
Очерк безжизненно-белой луны.

Слезли с коней; поджидают у стога,
Гончих сбивают, сзывают в три рога,

И повторяются эхом лесов
Дикие звуки нестройных рогов…

Скоро стемнеет… Ускоренным шагом
Едут домой по холмам и оврагам,

При переправе чрез мутный ручей,
Кинув поводья, поят лошадей —

Рады борзые, довольны тявкуши:
В воду залезли по самые уши!

В поле завидев табун лошадей,
Ржёт жеребец под одним из псарей.

Вот, наконец, добрались до ночлега.
В сердце помещика радость и нега —

Много загублено заячьих душ…
Слава усердному гону тявкуш!

Из лесу робких зверей выбивая,
Честно служила ты, верная стая!

Слава тебе, неизменный Нахал —
Ты словно ветер пустынный летал!

Слава тебе, резвоножка-Победка!
Бойко скакала, ловила ты метко!

Слава усердным и буйным коням!
Слава выжлятнику, слава псарям!..

VI.

Выпив изрядно, поужинав плотно,
Барин отходит ко сну беззаботно,

Завтра велит себя раньше будить…
Чудное дело — скакать и травить!

Чуть не полмира в себе совмещая,
Русь широко протянулась, родная,

Много у нас и лесов и полей,
Много в отечестве нашем зверей.

Нет нам запрета по чистому полю
Рыская, тешить широкую волю.

Благо тому, кто предастся во власть
Ратной забаве: он ведает страсть,

И до седин молодые порывы
В нём сохранятся, прекрасны и живы,

Чёрная дума к нему не зайдёт,
В праздном покое душа не заснёт.

Кто же охоты собачьей не любит,
Тот в себе душу заспит и погубит…