Гитана

‎Вот, Гитана идёт по базару
‎И несёт за плечом, — за плечом,
‎Позолоченным солнца лучом,
‎На малиновой ленте гитару.
‎На гитаре струна порвалась;
На груди, как змея, чёрный локон колышется;
На ходу тяжело ей, красавице, дышится…
‎Чу!.. разносится звон… день погас…

‎Кто в Севилье не знает Гитаны,
‎С влажным блеском её черных глаз!
‎Кто не слышал её в поздний час,
‎Когда блещут огни и фонтаны?
‎В те далёкие дни — алтари
Воздвигались любви, — каждый юноша, каждая
Молодая невеста, взаимности жаждая,
‎Не должны были спать до зари.

‎Чаще были ночные свиданья,
‎Было больше таинственных чар,
‎Звонче был по ночам гул гитар,
‎Слаще шёпот… В лампадном сиянии
‎Полнолунья, душистых кудрей
Пряди длинные ниже, всё ниже склонялися…
И капризные цепи любви проверялися
‎Прежде, чем их спаял Гименей.

‎Лишь Гитана могла бы едва ли
‎Звать счастливца к балкону в свой дом, —
‎Дом её был почти шалашом
‎За оградой, где гряды копали,
‎Да тянулись веревки с бельём…
Но она веселее была и беспечнее
Городских щеголих и, быть может, сердечнее, —
‎Голосок её был с огоньком…

‎Она знала, что там под листвою,
‎Где в прохладе, с закатом зари,
‎У бассейна горят фонари,
‎Где цветы дышат вечной весною,
‎Где лохмотьям и серым плащам
Не мешает и гранд своей пышной одеждою, —
Без Гитаны с гитарой — одною надеждою
‎Меньше светит наивным сердцам.

‎Отчего же с обычной эстрады
‎Не слыхать её? Или больна?
‎Или замужем? Или она
‎Влюблена и не ищет услады
‎В фимиаме горячих похвал? —
Вдруг прошёл странный слух, далеко не таинственный:
У Гитаны — любовник, — Дон-Педро, единственный,
‎Кому бес богатеть помогал…

‎Помогал и в любви… Были слухи,
‎Что, в дороге, ребёнком, он был
‎Взять бандитами в плен, полюбил
‎Удаль их, воспитался в их духе,
‎С их согласья в Севилью сбежал,
Завладел, по наследству от дяди, палатами,
И нередко, от банды снабжённый дукатами,
‎Втайне ей помогал и спасал…

‎Так о нём толковали в народе;
‎Но — красавец, богач, фантазёр,
‎Женских, пылких сердец милый вор,
‎Он, на зло молодёжи, был в моде
‎У вдовиц, — у больших мастериц
Прикрывать ложью то, что зовут в свете тайною, —
А Дон-Педро, владея удачей случайною,
‎Не щадил ни знакомства, ни лиц…

‎Что-то девственное и вакхальное,
‎То мгновенные вспышки зарниц
‎Из-под длинных, как стрелы, ресниц,
‎То порыв, то улыбка печальная, —
‎Всё, что было от грубых страстей
Далеко, как от хрипа воздушное пение,
Всё, что было в Гитане и блеск и затмение,
‎Не давало ему спать ночей…

‎И, конечно, Дон-Педро влюбился,
‎Как влюблялись сатиры, когда
‎Им на свете была череда
‎Ликовать (вряд ли свет изменился!)…
‎Он добился свидания с ней
И увлек её… (дом её не был с перилами),
И нарушил соблазн чародейными силами
‎Тишину её светлых ночей.

‎Разлюбив, говорил он Гитане:
‎— Без ума я от женщин… — грешно
‎Их щадить, — клятвам верить — смешно! —
‎Кобылица — и та на аркане
‎Рвётся в степь; как её ни ласкай,
Не желает она и за корм быть послушною
Злой узде: так и ты, не кажись простодушною
‎И притворно цепей не желай…

‎И Гитана во гневе не стала
‎Упрекать его… Цепь порвалась…
‎О! пусть думают, что продалась…
‎Всё равно, — обаянье пропало…
‎Красота её стала цветком,
Ради прихоти сорванным или подкошенным,
И, увы! добавляла молва, скоро брошенным…
‎Значит, ей и позор нипочём…

‎Долго, долго Гитана блуждала,
‎Как в чаду, — наконец поняла,
‎Что одна её слава — прошла,
‎Что — приходит другая… И стало
‎Ей и страшно, и больно от ран,
Наносимых ей в сердце: — никто соблазнителя
Не винил, — честь её не нашла себе мстителя, —
‎Значит, был обоюдный обман…

‎Так зачем же, голодная, злая,
‎Загорелая, — словно несёт
‎Ее буря, Гитана идёт
‎На эстраду, вперёд сознавая,
‎Что она никому не нужна!
Но Гитану зовут и — Гитана решается…
А струна, по струнам задевая, мотается…
‎И ей чудится, — шепчет струна:

‎«У тебя, — она шепчет, — ни брата,
‎Ни отца нет… и вся-то семья,
‎Всё богатство — гитара твоя,
‎Да теперь — рукоятка булата…
‎О, Дон-Педро! уже никому
Льстить не будет он, ночью гуляя с синьорами, —
По утрам провожать их влюблёнными взорами,
‎Чтоб они улыбались ему.

‎Думал он, ты уйдёшь и забудешь
‎Его клятвы, как он их забыл;
‎Он тебя никогда не любил, —
‎А ты будешь любить, — вечно будешь!..»
‎И вот, чудится ей, со струной
Говорит она: «Это во сне мне приснилося,
И не знаю сама я, как это случилося…
‎Матерь Божия! — Нож был со мной…»

‎Она бредить, а всё ж за бесчестье
‎Нанесла она страшный удар,
‎Тот удар, что дворцы и базар
‎Называют кровавою местью.
‎На пиру был Дон-Педро, — домой
Шел, посвистывая; на пути, ночью хмурою,
Не узнал он Гитаны и назвал Лаурою,—
‎Но, едва сжал ей локоть рукой,

‎Отшатнувшись, очнулась Гитана
‎И вонзила в него лезвиё…
‎Он без крика взглянул на неё
‎Страшным взглядом — и грохнулся; рана
‎Стала кровью пятнать мрамор плит…
Постояв, завернулась Гитана в мантилию
И ушла… — а по утру цирюльни Севилию
‎Известили: Дон-Педро — убит!..

‎Вот и новая ночь: отворяют
‎В окнах ставни, — из окон несёт
‎Ароматами, — скоро блеснёт
‎Серп луны… по аллеям блуждают
‎Чьи-то тени… Чу! кто-то свистит…
Шум шагов, голоса ей, встревоженной, слышатся
Пряди кос, словно львиная грива, колышатся, —
‎За плечами гитара дрожит.

‎Вот, пришла и встряхнула кудрями;
‎Вот эстрада, — Гитана идёт…
‎Что за чудо!.. Толпа вся встаёт,
‎И её осыпают цветами,
‎Рукоплещут… восторженный вой
Голосов… И стоит она, бледная, щупая,
Все ли струны?! — Ужели толпа эта глупая
‎Поняла, кем убит милый мой?!