Алексей Васильевич Кольцов

Дюканж! ты чародей и милый и ужасный.
Твой Жорж, игрок несчастный,
Твоя Амалия, твой Варнер — стоят слёз!
Но неужель артистам в честь ни слова?
Я был обворожён игрою Соколова:
Я видел Жоржа в нём — и жал меня мороз,
И сердце обмирало.

Где бы ни был я, — всегда,
До утренней зари, алмазная звезда
Против меня стоит
И в очи мне язвительно глядит…

При ней когда-то час разлуки был…
Но я давно её и час тот позабыл!
Один лишь этот луч неотразим,
И я никак не свыкнусь с ним!

Не тот счастлив, кто кучи злата
Сбирает жадною рукой
И — за корысть — родного брата
Тревожит радостный покой;
Не тот, кто с буйными страстями
В кругу прелестниц век живёт,
В пирах с ничтожными глупцами
Беседы глупые ведёт

Он жил — и был здесь всем чужой;
Но все душой его любили
И добросердечною слезой,
Прощаясь, прах его почтили.

Не время ль нам оставить
Про небеса мечтать,
Земную жизнь бесславить,
Что есть — иль нет, желать?

Легко, конечно строить
Воздушные миры,
И уверять, и спорить:
Как в них-то важны мы!

(Русская песня)

Жарко в небе солнце летнее,
Да не греет меня, молодца;
Сердце замерло от холода,
От измены моей суженой.

Пала грусть — тоска тяжёлая
На кручинную головушку;
Мучит душу мука смертная,
Вон из тела душа просится.

«Не верю, чтоб Ириса
Чужой красой сияла».
Хоть как ты не божися,
Но всё ж не угадала:
У ней фальшивы волоса,
Всегда поддельная краса.

Духи неба, дайте мне
Крылья сокола скорей!
Я в полночной тишине
Полечу в объятья к ней!

Сладострастными руками
Кругом шеи обовьюсь,
Её чёрными глазами
Залюбуюсь, загляжусь!

Увижу ль, увижу ль
Красавицу я, —
Заноет, забьётся
Сердечко в груди.

Посмею, могу ли
В сей жизни хоть раз
Я милую эту
Своею назвать?

На груди лилейной
В объятьях любви,
Забывшись, навек бы
Счастливец уснул.

Опять тоску, опять любовь
В моей душе ты заронила
И прежнее, былое вновь
Приветным взором оживила.
Ах! для чего мне пламенеть
Любовью сердца безнадежной?
Мой кроткий ангел, друг мой нежный,
Не мой удел тобой владеть!
Но я любим, любим тобою!