Юрий Верховский

Глаза — лиловые фиалки
Цвели в тени твоих ресниц.
Под взором любящей весталки
Душа безвольно пала ниц.

Высоко плыли облака —
Цвели, пронизанные светом.
Но им вослед влеклась тоска,
Дышала грозовым обетом.

Какой нежданною тоской —
И обольстительно и жутко —
Мой хмурый прогнала покой
Твоя загадочная шутка!

Но для чего настроил я
Свою чувствительную лиру,
Когда в элегии — сатиру
Узнала явно мысль моя?

Есть имена. Таинственны и стары,
Пылают властью эти имена.
Как приворотных зелий семена,
Они таят неведомые чары.

Дивились им века и племена,
Иль тихо пели их сквозь зов гитары,
Они властны, как сладкие кошмары,
В усладах их безвластны времена.

Нам печали избыть не дано.
А на склоне печального лета —
Как бывало утешно одно
Загрустившему сердцу поэта:

Закатиться в поля и луга
И леса над речными водами,
Где ступала не часто нога,
Где не славят природу словами!

Рождественскою ночью,
Прощения моля,
Узрела бы воочью
Притихшая земля —

Мечту, что ясным взорам
Светла твоим, дитя:
Всплывая лёгким хором,
Свиваясь и летя,

Светлое имя твоё
Не овеется мрачностью;
Нежное имя твоё
Сочеталось с Прозрачностью.

Утренней лаской горит,
Пурпуровою, синею;
Ты низошла меж харит
Непорочной богинею.

Три месяца под вашею звездою
Между волнами правлю я ладью
И, глядя на небо, один пою
И песней душу томную покою.

Лелеемый утехою такою,
Весь предаюсь живому забытью, -
Быть может, хоть подобный соловью
Не вешнею — осеннею тоскою.