Перед прозой

На подмосковной даче слетает жёлтый лист,
Последний тёплый месяц, тридцатое число.
Гоняет по участку ребёнок-футболист,
Стоит на солнцепеке расхлябанный шезлонг.
О, как здесь веселились, как горевали здесь
В июне и в июле под дождик и туман.
Какие только люди перебывали здесь!
Когда-нибудь об этом я напишу роман.
Съезжались гости поздно, в двенадцатом часу;
Смеркалось еле-еле, стоял солнцеворот.
Был тамада прекрасен и ни в одном глазу,
А гости, к сожалению, совсем наоборот.
Смеялись, целовались, терзались как могли.
Кого-то поминали под яблочный пирог,
Кому-то отпускали слова, грехи, долги;
Кому-то говорили: 'Вот Бог, а вот порог!'
Брюнетка с перламутром помады до ушей,
Студентка в белых кедах, готовившая чай,
Любитель бледноватый цветных карандашей -
Я всем сказал однажды:
'Прощай, прощай, прощай!'
Спешила электричка, шуршал таксомотор,
Одни ушли, другие придрались к пустякам.
И только тамада наш, известный самодур,
Не замечал пустыни и наливал стакан.
Он выплеснул на скатерть последнее вино,
Заляпана посуда, и заалел крахмал.
'Ну, тамада, скажите, кто этому виной?'
Но тамада уходит, должно быть, он устал.
Последний тёплый месяц, осенняя жара,
Которую всё лето мы ожидали здесь.
И я сижу под клёном с восьми часов утра,
Как будто в этом клёне вся честь моя и спесь.