Александрийская песня

Был бы я царь-император,
В прошлом великий полководец,
Впоследствии тиран-вседушитель, —
Ужасна была бы моя старость.
Придворные в глаза мне смеются,
Провинции ропщут и бунтуют,
Не слушается собственное тело,
Умру — и всё пойдёт прахом.

Был бы я репортёр газетный,
В прошлом — летописец полководца,
В будущем — противник тирана,
Ужасна была бы моя старость.
Ворох жёлтых бессмысленных обрывков,
А то, что грядёт взамен тирану,
Бессильно, зато непобедимо,
Как всякое смертное гниенье.

А мне, ни царю, ни репортёру,
Будет, ты думаешь, прекрасно?
Никому не будет прекрасно,
А мне ещё хуже, чем обоим.
Мучительно мне будет оставить
Прекрасные и бедные вещи,
Которые не чувствуют тираны,
Которые не видят репортёры.
Всякие пеночки-собачки,
Всякие лютики-цветочки,
Последние жалкие подачки,
Осенние скучные отсрочки.
Прошёл по безжалостному миру,
Следа ни на чём не оставляя,
И не был вдобавок ни тираном,
Ни даже ветераном газетным.