Пётр Васильевич Шумахер

Я был на Истре нынче летом,
В глухой, забытой стороне;
Жил созерцательным поэтом,
И так легко дышалось мне.

Со мной был верный пёс Трезорка,
Вставал я рано поутру,
Брал землянику у пригорка
И в зной лежал в сыром бору.

Разговор в гостиной жаркий,
Только слышно: ах да ох!
Недовольна та кухаркой,
А у той гусак издох,
Плох там выводок куриный...
— Как же? — дама говорит
Четырём другим в гостиной
И храня серьозный вид: —
Я наседку посадила

Нахмурилось небо, туманом одеты
‎Леса — и от тёплых сторон
Повеял, не северным солнцем согретый,

‎

Чуя невзгоду дворянскому роду,
Баре судачат и лают свободу,
Обер-лакеи, спасая ливреи,
Гонят в три шеи живые идеи.
Образ правленья — холопства и барства —
Изображенье Российского царства.

Когда нас солнышко осветит?
Когда пригреет нас оно?
Авось нам кто-нибудь ответит.
Что ж, отвечать не мудрено:

Когда в год на душу пуд мыла
Зачнёт народ употреблять
И в страдном поле, как кобыла,
Не станет женщина рожать...

Ночевала кучка под забором,
Что насрал я с вечера в охоту,
И никто не удостоил взором
Эту кучку: ну, её, мол, к чорту!
Только месяц кроткими лучами
Грел её, да звёзд мигали глазки,
Трепеща немолчными листами,
Ей осина сказывала сказки, —

На склоне дней, больной, гонимый злой судьбою,
Забытый близкими, не знал я, что начать, —
И, обессиленный неравною борьбою,
В тупом отчаяньи стал музу призывать.
И вот она вошла ко мне с потусклым взором,
В печали, без венца и крылья опустив,

‎Новелла

Был вечер чудесный,
И солнце садилось,
А в узкой и тесной
Ложбине катилась
Река. Всё спокойно,
Торжественно было:
Шум смолкнул нестройный –
С полей, как с кадила,
Неслись ароматы
От свежих покосов.
Вот сельские хаты...