Яков Петрович Полонский

У неё, как у гитаны,
Взгляд как молния блестит;
Как у польской резвой панны,
Голос ласково звучит;
Как у юноши от раны,
Томен цвет её ланит.

Когда в наш тёмный сад вошла ты привиденьем,
Бледна, взволнована, и жалобой звучал
Твой голос трепетный, — с невольным сокрушеньем
Внимал я твоему признанью, трепетал
За молодость, за честь, за рок, тебе грозящий:
Я верил искренно душе твоей скорбящей.

Когда октава за октавой
Неслась и голос твой звучал
Далёкой, отзвучавшей славой, —
Верь, не о славе я мечтал!

Нет, воротясь к весне погибшей,
Моя мечта ласкала вновь
Цветущий образ, переживший
В душе погибшую любовь.

Когда я был в неволе,
Я помню, голос мой
Пел о любви, о славе,
О воле золотой, —
И узники вздыхали
В оковах за стеной.

Когда я слышу твой певучий голосок,
Дитя, мне кажется, залётный ветерок
Несёт ко мне родной долины звуки,
Шум рощи, колокол знакомого села
И голос той, которая звала
Меня проститься с ней в последний час разлуки.

Улеглася метелица... путь озарён...
Ночь глядит миллионами тусклых очей...
Погружай меня в сон, колокольчика звон!
Выноси меня, тройка усталых коней!

Здесь Берлиоз!.. я видел сам
Его жидовско-римский профиль
И думал: что-то скажет нам
Сей музыкальный Мефистофель?
И вот, при свете ламп и свеч,
При яром грохоте оркестра,
Я из-за дамских вижу плеч,
Как тешит публику маэстро.

Я, двух корабликов хозяин с юных лет,
Стал снаряжать их в путь; один кораблик мой
Ушёл в прошедшее, на поиски людей,
‎Прославленных молвой, —

Корабль пошёл навстречу тёмной ночи…
Я лёг на палубу с открытой головой;
Грустя, в обитель звёзд вперил я сонны очи,
Как будто в той стране таинственно-немой
Для моего чела венец плетут Плеады,
И зажигают вечные лампады,
И обещают мне бессмертия покой.

ДЛЯ ДЕТСКОГО ЖУРНАЛА
БАСНЯ