Яков Петрович Полонский

Вот здесь сидел он у окна,
Безмолвный, сумрачный… — больна
Была душа его, — он жался,
Как бы от холода, глядел
Рассеянно и не хотел
Мне возражать, — а я старался
Утешить гостя и не мог.

(19 января 1887 г.)

Оттого ль, что в Божьем мире
‎Красота вечна,
У него в душе витала
‎Вечная весна;
Освежала зной грозою
‎И, сквозь капли слёз,
В тучах радугой мелькала, —
‎Отраженьем грёз!..

Зачем покинул я в долине дом родной
И рощи свежие, шумящие ручьями?
«Не унывай, мой сын! За этими скалами,
Пред нами ляжет путь широкий и прямой».
— Отец, отец! Пусти меня домой!
Мне страшно здесь, — какой-то гул невнятный…

(Посвящ. М. Л. Михайлову).

Я счастлив, если я, скитаясь по земле,
Гонюсь за счастием, которого не знаю…
‎Я уезжаю, снова уезжаю,
‎И на твоём младенческом челе
‎Мой поцелуй прощальный покидаю.
‎Его никем не зримый след
Едва ли сохранят твои воспоминанья:

Мой костёр в тумане светит;
Искры гаснут на лету...
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.

Ночь пройдёт - и спозаранок
В степь далёко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.

Ты как будто знала, муза,
Что, влекомы и теснимы
Жизнью, временем, — с латынью
Далеко бы не ушли мы…

Вечный твой Парнас, о муза,
Далеко не тот, где боги
Наслаждались и ревниво
К бедным смертным были строги…

О бульдоге.

Я нарочно голенища
Заказал себе повыше,
И когда иду с Парнаса,
То иду как можно тише,

Потому что под Парнасом
Завелась одна слободка,
Где всего славнее сёмга,
Сыр, шампанское и водка,

Уж ночь. Я к ней пишу. Окно отворено;
Шум городской затих; над лампой мошки вьются.
Встаю — гашу огонь; хожу — гляжу в окно:
Как низко облака над кровлями несутся!
От этих облаков не будет и следа
В час утра, — а моей любви живые грёзы, —