Иван Саввич Никитин

Есть горе тайное: оно
Вниманья чуждого боится
И в глубине души одно,
Неизлечимое, таится.
Улыбку холодом мертвит,
Опор не ищет и не просит
И, если горе переносит, —
Молчанье гордое хранит.
Не всякому нужна пощада,

1

Нужда, нужда! Всё старые избёнки,
В избёнках сырость, темнота;
Из-за куска и грязной одежонки
Все бьются… прямо нищета!
Невесела ты, глушь моя родная!
Поникли ивы над рекой,
Молчит дорожка, травкой зарастая,
И бродит люд как испитой.

Теперь мы вышли на дорогу,
Дорога — просто благодать!
Уж не сказать ли: слава Богу;
Труд совершён. Чего желать?
Душе простор, уму свобода…
Да, ум наш многое постиг:
О благе бедного народа
Мы написали груду книг.
Все эти дымные избёнки,

Тихо ночь ложится
На вершины гор,
И луна глядится
В зеркала озёр;
Над глухою степью
В неизвестный путь
Бесконечной цепью
Облака плывут;
Над рекой широкой,
Сумраком покрыт,
В тишине глубокой
Лес густой стоит;

В глубине бездонной,
Полны чудных сил,
Идут миллионы
Вековых светил.

Тускло освещённый
Бледною луной,
Город утомлённый
Смолк во тьме ночной.

Спит он; очарован
Чудной тишиной,
Будто заколдован
Властью неземной.

Как у нас по селу
Путь-дорога лежит,
По степной по глухой
Колокольчик звенит.

На мосту прозвенит,
За горой запоёт,
Молодца-удальца
За собою зовёт.

Ах, у нас-то житьё —
От сохи к бороне,
Наяву — сухота,
Нужда-горе во сне.

Как у нас по селу
Путь-дорога лежит,
По степной по глухой
Колокольчик звенит.
На мосту прозвенит,
За горой запоёт,
Молодца-удальца
За собою зовёт.
Ax, у нас-то житьё —
От сохи к бороне,
Наяву — сухота,
Нужда-горе во сне.

Помню я вечер весенний,
Розовый блеск облаков;
Запах душистой сирени,
Светлые стёкла прудов.
Яблонь расцветших вершины,
Группы черёмух и лип
И, вдоль широкой равнины,
Сада причудливый вид.
Помню: близ липы склонённой,

Тяжкий крест несём мы, братья,
Мысль убита, рот зажат,
В глубине души проклятья,
Слёзы на сердце кипят.
Русь под гнётом, Русь болеет;
Гражданин в тоске немой;
Явно плакать он не смеет,
Сын об матери больной!
Нет в тебе добра и мира,