К. Р.

Государыне Императрице
Марии Федоровне

На балконе, цветущей весною,
Как запели в садах соловьи,
Любовался я молча тобою,
Глядя в кроткие очи твои.

II

‎Над пенистой, бурной пучиной
Стою на крутом берегу,
Мятежной любуюсь стремниной
И глаз оторвать не могу.

‎Нависшими стиснут скалами,
Клокочет поток и бурлит;
Сшибаются волны с волнами,
Дробясь о недвижный гранит.

На площади Святого Марка,
‎Где вьются стаи голубей,
Где меж бесчисленных колонн за аркой арка
Пленяют взор каймой узорчатой своей,
Остановился я… Уж угасал, бледнея,
‎Тревожный, суетливый день;
С безоблачных небес, таинственно синея,

Дверь распахнулась… Облитый лучами
‎Зелёный сад благоухал;
Широкий путь, усеянный цветами,
‎В даль голубую убегал.

Из тесноты докучливой и душной
‎Ты в жизнь привольную вступил,
И свет заманчивый тебе радушно
‎Свои объятия раскрыл.

Что корабль под всеми парусами,
‎Гавань тихую забыв,
Уносимый буйными ветрами
‎Мчится смел и горделив
В голубом потешиться просторе
‎С прихотливою волной, —
Ты стремишься в жизненное море,
‎Увлекаемый судьбой.
В добрый час! Не бойся урагана,

‎Одной прекрасною душою
Меж нами менее опять, —
Она рассталася с землёю,
Чтобы бессмертие приять.

‎Она из мира слез и тленья
Переселилася туда,
Где ждёт её упокоенье
От многой скорби и труда.

‎Жених в полуночи грядёт!
Но где же раб Его блаженный,
Кого Он бдящего найдёт,
И кто с лампадою возжженной
На брачный пир войдет за Ним?
В ком света тьма не поглотила?

С какою кроткостью и скорбью нежной
Пречистая взирает с полотна!
Грядущий час печали неизбежной
‎‎Как бы предчувствует Она!

Не много дней осталося цвести
‎Красе роскошной Божья сада:
Уж кроткое мне слышится «прости»
‎В печальном шуме листопада.

И тем спешит налюбоваться взор,
‎Чего не погубила осень:
Она сорвет с земли её убор,
‎Щадя лишь хвои мрачных сосен.

Нет! Мне не верится, что мы воспоминанья
‎О жизни в гроб с собой не унесем;
Что смерть, прервав навек и радость, и страданья,
‎Нас усыпит забвенья тяжким сном.