Иван Андреевич Крылов

‎Лев убирал за завтраком ягнёнка;
‎А собачонка,
‎Вертясь вкруг царского стола,
У Льва из-под когтей кусочек урвала;
И Царь зверей то снес, не огорчась ни мало:
Она глупа ещё и молода была.
‎Увидя то, на мысли Волку вспало,

‎Бессильному не смейся
‎И слабого обидеть не моги!
Мстят сильно иногда бессильные враги:
Так слишком на свою ты силу не надейся!
‎Послушай басню здесь о том,
Как больно Лев за спесь наказан Комаром.
‎Вот что о том я слышал стороною:

‎Лиса, не видя сроду Льва,
С ним встретясь, со страстей осталась чуть жива.
Вот, несколько спустя, опять ей Лев попался.
‎Но уж не так ей страшен показался.
‎А третий раз потом
Лиса и в разговор пустилася со Львом.

— — — — —

У Льва просила Мышь смиренно позволенья
Поблизости его в дупле завесть селенье
И так примолвила: «Хотя-де здесь, в лесах,
Ты и могуч и славен;
Хоть в силе Льву никто не равен
И рёв один его на всех наводит страх,
Но будущее кто угадывать возьмётся —

Быть сильным хорошо, быть умным лучше вдвое.
Кто веры этому неймёт,
Тот ясный здесь пример найдёт,
Что сила без ума сокровище плохое.
Раскинувши тенёта меж дерев,
Ловец добычи дожидался:
Но как-то, оплошав, сам в лапы Льву попался.

Собака, Лев, да Волк с Лисой
В соседстве как-то жили,
И вот какой
Между собой
Они завет все положили:
Чтоб им зверей съобща ловить,
И что́ наловится, всё поровну делить.
Не знаю, как и чем, а знаю, что сначала
Лиса оленя поимала,

Могучий Лев, гроза лесов,
Постигнут старостью, лишился силы:
Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов,
Чем наводил он ужас на врагов,
И самого едва таскают ноги хилы.
А что всего больней,
Не только он теперь не страшен для зверей,

‎По дебрям гнался Лев за Серной;
‎Уже её он настигал
‎И взором алчным пожирал
‎Обед себе в ней сытный, верный.
‎Спастись, казалось, ей нельзя никак:
Дорогу обои́м пересекал овраг;
Но Серна лёгкая все силы натянула —
‎Подобно из лука стреле,

‎В саду у барина в пруде,
‎В прекрасной ключевой воде,
‎Лещи водились.
Станицами они у берегу резвились,
И золотые дни, казалось им, катились.
‎Как вдруг
К ним барин напустить велел с полсотни щук.
«Помилуй!» говорит его, то слыша, друг:

Из дальних странствий возвратясь,
Какой-то дворянин (а может быть, и князь),
С приятелем своим пешком гуляя в поле,
Расхвастался о том, где он бывал,
И к былям небылиц без счёту прилыгал.
«Нет, – говорит, – что я видал,
Того уж не увижу боле.