Мария Моравская

Горько жить мне, очень горько, -
Все ушли, и я один...
Шебаршит мышонок в норке,
Я грызу, вздыхая, корки, -
Съел давно я апельсин.

Час я плакал длинный-длинный,
Не идёт уже слеза.
Соком корки апельсинной
Я побрызгаю глаза.

Утром Гришка удрал в Америку.
Боже мой, как его искали!
Мама с бабушкой впали в истерику,
Мне забыли на платье снять мерку
И не звали играть на рояле...
Гришку целые сутки искали —
И нашли на Приморском вокзале.
Папа долго его ругал,

Я доживу до старости, быть может,
И не коснусь подножки самолета, -
Как будто он не мною прожит —
День торжества над Тягою земной!
Я доживу до старости, быть может,
Не видя сверху башни — ни одной!

Лишь затихнет сад звериный,
Ночью зимней, ночью длинной,
Долго, жалобно и тихо
Воет старая волчиха:
«На родной сторонке,
На лесной сторонке,
Нет зимою логова,
Отняли волчонка —
Сероголового...»
Долго, жалобно и тихо

Я Золушка, Золушка, — мне грустно!
Просит нищий, и нечего подать...
Пахнет хлебом из булочной так вкусно,
Но надо вчерашний доедать.

Много странного на земле,
Чудеса как из ушата.
Ты подумай: в феврале,
В снежном, вьюжном феврале,
Рождаются медвежата.
Ни травы, ни ягод нет,
А они пришли на свет.

Обижают меня постоянно...
Убегу в африканские страны,
Где пахучие зреют бананы,
Где катают детей на слонах.
Доберусь я до мыса Нордкапа,
Превращусь непременно в арапа,
Заведу себе лук и верблюда
И уже не приеду оттуда,

Над рекой заливаются зяблики
Тоненькими голосами...
Я спускаю на воду кораблики -
С парусами!
Но лягушки мешают их плаванью,
Вечно прыгают в воду: «Бах, бах!..»
И веду я кораблики к гавани,
Чтоб они не погибли в волнах.

Захотелось писать письмо на вокзале, -
Мой друг на Севере остался один
Продавщицы бумаги у входа стояли
Под дождём, у прикрытых клеёнкой корзин.

Мечтать о Принце! — Боже, Боже,
Это — бессилье, это позор!
Нет, я не Золушка — это ложь,
Меня зовут — Конквистадор!

Держаться за руку чужую,
Всю жизнь ждать — какая грусть!
Сама до радости доберусь,
Сама счастье завоюю.