Николай Степанович Гумилёв

Они спустились до реки
Смотреть на зарево заката,
Но серебрились их виски
И сердце не было крылато.

Промчался длинный ряд годов,
Годов унынья и печали,
Когда ни алых вечеров,
Ни звёзд они не замечали.

Собиратели кувшинок,
Мы отправились опять
Поблуждать среди тропинок,
Над рекою помечтать.

Оля правила. Ленивый,
Был нежданно резв Силач,
На Голубке торопливой
Поспевал я только вскачь.

Орёл летел все выше и вперёд
К Престолу Сил сквозь звездные преддверья,
И был прекрасен царственный полёт,
И лоснились коричневые перья.

Следом за Синдбадом-Мореходом
В чуждых странах я сбирал червонцы
И блуждал по незнакомым водам,
Где, дробясь, пылали блики солнца.

Сколько раз я думал о Синдбаде
И в душе лелеял мысли те же…
Было сладко грезить о Багдаде,
Проходя у чуждых побережий.

Кончено! Дверь распахнулась пред ним, заключенным;
Руки не чувствуют холода цепи тяжёлой,
Грустно расстаться ему с пауком прирученным,
С хилым тюремным цветком пичиолой.

Осенней неги поцелуй
Горел в лесах звездою алой,
И песнь прозрачно-звонких струй
Казалась тихой и усталой.

С деревьев падал лист сухой,
То бледно-жёлтый, то багряный,
Печально плача над землёй
Среди росистого тумана.

Оранжево-красное небо…
Порывистый ветер качает
Кровавую гроздь рябины.
Догоняю бежавшую лошадь
Мимо стекол оранжереи,
Решетки старого парка
И лебединого пруда.
Косматая, рыжая, рядом
Несётся моя собака,
Которая мне милее

По узкой тропинке
Я шёл, упоенный мечтою своей,
И в каждой былинке
Горело сияние чьих-то очей.

Сплеталися травы
И медленно пели и млели цветы,
Дыханьем отравы
Зелёной, осенней светло залиты.

Я тело в кресло уроню,
Я свет руками заслоню
И буду плакать долго, долго,
Припоминая вечера,
Когда не мучило «вчера»
И не томили цепи долга;

Ромул и Рем взошли на гору,
Холм перед ними был дик и нем.
Ромул сказал: «Здесь будет город».
«Город, как солнце» — ответил Рем.

Ромул сказал: «Волей созвездий
Мы обрели наш древний почёт».
Рем отвечал: «Что было прежде,
Надо забыть, глянем вперёд».