Поэтический альбом "VAE VICTIS! "

* * *
Кто же Он – светлый, негибнущий, чистый,
Неуязвимый для зла,
Истый, лучистый, бесцветный, цветистый,
Животворящий людские тела?

Тонкого тоньше и шире вселенной,
Он и земля, и луна,
Счастья носитель благословенный,
Правда на все времена,

Тот, кто не женщина и не мужчина,
Дивный, без глаз и ушей
Видящий, слышащий; остов, станина -
Черни, князей, торгашей,

Сам нерожденный - создатель созданий
В нашем и в дальних мирах,
Яркий, блистательней звездных блистаний,
Скрытый во всех существах,

Многообразный и все же единый,
Свойства и действий лишен,
Он целомудренный, стойкий, безвинный,
Слава великая – Он!

Кто Он – свидетель и мира хранитель?
Память людей – решето.
Кто Он – прибежище душ, вызволитель?
Нет, не припомнит никто…

БЕДОЛАГА
Ездил он на митинги в столицу,
Там орал – аж вылезал из кожи –
Призывал на бой настропалиться,
Он листовки раздавал прохожим.

Кто-то скрытый, кто-то темноликий
Обещал за это синекуру,
Пищу и прибыток превеликий.
Кто же был тот невидимка-гуру?

За погром в своем дому сулили
Жизнь – как у процентщиков Брюсселя:
Яхты, острова, пентхаус в Лилле,
Чипсы, секс обученных мамзелей.

Отшумели пламенные гики,
Отсверкали лозунги и стяги,
Скипетр захватили Бени Крики –
Вечные… извечные плутяги.

А статисты по своим лачугам
Разбрелись. И стало так, как было:
Цены, хвори, всюду дань бандюгам.
Пуще нищета зашебаршила…

Рюмки измусоленные грани…
Гиря пыльная – полуторапудовка…
И опять на голубом экране
Надоевшая поет жидовка…

ПОД ПОКРОВОМ ШЕХИНЫ
Мутит Хазария, сеет разврат –
Снова на брата озлобился брат.

Где подстрекатель, что крутит урод,
Не понимает несчастный народ.

Хочешь достатка? Бездолья не знать?
Ну так Женеву иди воевать.

Вену и Бонн разори, бунтовщик,
Где укрывает дуван ростовщик.

Лондон громи – каганата оплот,
Там ваша кровь, ваши слезы и пот.

Глупости нету для смертного злей –
Брата идет убивать дуралей.

Каган хохочет, хихикает бек:
Гой – это точно – недочеловек!

* * *
Это июнь. Это залив.
Порт удивительно неговорлив.
На карауле стал хамеропс.
Дама. Скамейка. Ряженый мопс.

Этот прошел… Этот прошел…
Выдался отпуск уж очень тяжел.
Завтра опять в епитимью –
Завтра отъезд, снова в семью.

* * *
Их всё больше на мусорных свалках,
На помойках дворов.
Не форсить им, увы, в катафалках –
Замерзать у костров.

Шибера, лихари наплодили
Это племя дворняг.
Вши, клещи, аскариды скрутили
Для дворняг зодиак.

Что там ищешь ты, синя рожа,
Старый мусорный крот?
До чего они сутью похожи:
Ростовщик – нищеброд…

Ничего, потерпи, мой сердечный,
Всем уж выписан счет.
Это детство почти бесконечно,
Старость быстро пройдет.

СВОБОДНАЯ
Она стоит у двери клуба,
Она свободней всех людей.
Стоит–качается голуба,
И так похожа на суккуба
В недужной бледности своей.

Кофточка розовая нараспах.
Пятна помады на мокрых губах.

Она свободна, точно птица,
Еще свободней, может быть.
Она такая баловница,
Вот может… до чертей упиться.
Или двух негров подцепить.

А может смело заголиться –
На дансинге задрать подол.
Ругнуться, если обозлится.
И плюнуть. На пол повалиться,
Увеселяя дансинг-хол.

Ночь пронеслась как волшебный фантом,
Что же досада кружится винтом?

Ей разрешили службу в кассах,
Курить, дрессировать слона,
Варить трубу на теплотрассах,
Учить детей в начальных классах,
Как стать такою, как она.

Вколов гормонов, может бицепс,
Как у мужчины накачать.
А может в порно подрядиться.
И в драку, если что, ввинтиться.
А может бабу замуж взять!

«Надо бы дочку от тетки забрать –
Месяц прошел уже, е… твою мать!»

Сто лет ее освобождали
В медоточивой западне.
Ну что ж, крутни сальто-мортале
Здесь, на крыльцовом пьедестале,
Освобожденная вполне!

ПОДРАЖАНИЕ
ИВАНУ ЗАХАРОВИЧУ СУРИКОВУ
В доме тощей старушонки,
Что уж тоще нет,
Ровно в пять за неуплату
Отключили свет.
До того уже успели
Воду отключить
И повестку в суд словчились
Старенькой вручить.
Ей субсидию для нищих
Надо бы просить,
Но прописан внук в квартире –
Тщетно лебезить.
Внук на заработки в Польшу
Съехал и пропал.
Да и правильно, а что б он
С нею вызябал?
Он хороший. И как скопит –
Денег привезет.
Ясно, быть рабом у пшеков
Тоже ведь не мед.
Вот уж сумерки. Старуха
Кутается в плед.
И не ведает сердяга
Бед своих секрет.
Где-то в Цюрихе далеком
Жабище живет,
Кровь людскую эта жаба
Мерзкая сосет.
Обложила данью страшной
Робких глупышей:
И молодок, и старушек,
Хилых, крепышей.
Есть приказчики у жабы,
Те, конечно, в срок
До копейки, до полушки
Соберут оброк.
Вечер. В доме у старухи
Холодно. Темно.
Тихо барабанит дождик
В черное окно…

* * *
Что-то захотелось мертвечины…
Чтобы труп, конечно, свежим был.
Чтобы трупорассекатель чинно
В нежном месте мясо отделил.

А бальзамировщик пусть смешает
Уксус, перец, кервель, майоран,
В амальгаму эту погружает
Мясо… Не забыл бы про шафран!

А когда мертвятина размякнет,
Надо ее жарить и томить.
Пусть парад фантазий не иссякнет –
И приспешник сможет удивить.

Кус филейный, шеевый, ветчинный…
Сладок труп, когда в нем есть шафран…
Что-то захотелось мертвечины…
Приглашу-ка телку в ресторан!

* * *
По-над юдолью зла душа летела,
Покинув на земле родное тело.
Возможно, прах угасший оставляла,
А, может, попросту в ночи гуляла.
И было страшно ей и одиноко –
Где прячется Божественное Око?
Где сестры?! Только лист сухой промчался,
Но так никто ей и не повстречался…

* * *
Поэты миру дешево обходятся,
Вот потому в грязи он и живет.
С тех пор, как объявился Гесиод,
Поэты миру дешево обходятся.
Не нужен мёд богохвалебных од
Там, где ни честь, ни праведность не водятся.
Поэты миру дешево обходятся,
Вот потому в грязи он и живет.

SIC!
В.П.
Живет Виктория в сапфирном замке,
А в замке сад.
Что за ветвями, как лесной русалке,
Ей невдогад.

А на ветвях, причудливо извитых,
Цветет Мольер,
Платон, Эсхил средь листьев глянцевитых
И Лабрюйер…

Печальный Эдгар ронит яд лиловый,
Жужжит Джером,
И Фету Хлебников являет новый
Свой палиндром.

Могучие граф Лев и Тютчев ясный.
Шелка Сапфо.
Тут Кальдерон, там Вьяса богогласный.
Ли Бо, Дефо…

Виктория сад розовый, имбирный
Лелеет, но
Не ведает, что за стеной сапфирной…
Всё сожжено.

Гранитный столп среди кипящей серы,
На нем дворец.
Внизу провал, где корчатся химеры –
Грядет конец?..

Всё уничтожил пламень бесшабашный.
Кому ж теперь
На недоступном кряже в синей башне
Открыта дверь?

История – то буря, то услада –
Всё перетрет.
Виктория – хранительница сада
Покорно ждет.

Оценка: 
Your rating: None Average: 1 (1 vote)
Виталий Амутных

Читайте также