Без категории

«Страдай и верь, — сказало провиденье,
Когда на жизнь поэта воззвало, —
В твоей душе зажжется вдохновенье,
И дума рано омрачит чело,
И грустно ты пройдёшь в земной юдоли,
Толпа все дни несносно отравит,
Но мысли светлой, благородной воли

«Enfant, pourquoi pleurez vous?» —
«J'ai brisé mon miroire»
Y.

Приличий тягостные цепи
И праздность долгих вечеров
Оставил я для тихой степи
И тени сумрачных лесов.

Отшельник мира добровольный,
Природой дикой окружён,
Я здесь мечтою своевольной
Бываю редко увлечён:

Уж и как же ты,
Моя жизнь, прошла,
Как ты, горькая,
Прокатилася!

В четырёх стенах,
Под неволею,
Расцветала ты
Одинокою.

Верно, в час худой
Мать родимая
Родила меня,
Бесталанного,

Воздадим хвалу Русской земле.

(Сказание о Мамаевом
побоище)

Уж не я ли тебя, милая, упрашивал,
Честью, ласкою, как друга, уговаривал:
«Позабудь меня — ты после будешь счастлива,
Обвенчают нас — ты вспомнишь волю девичью.
У меня зимой в избушке сыро, холодно,
Мать-старуха привередлива, причудлива,

Я долго шёл по коридорам,
Кругом, как враг, таилась тишь.
На пришлеца враждебным взором
Смотрели статуи из ниш.

В угрюмом сне застыли вещи,
Был странен серый полумрак,
И точно маятник зловещий,
Звучал мой одинокий шаг.

Уже над ельником из-за вершин колючих
Сияло золото вечерних облаков,
Когда я рвал веслом густую сеть плавучих
Болотных трав и водяных цветов.
То окружая нас, то снова расступаясь,
Сухими листьями шумели тростники;
И наш челнок шёл, медленно качаясь,

Уже подумал о побеге я,
Когда читалась нам Норвегия,
А ныне горшие страдания:
Рассматривается Испания.
Но, к счастью, предстоит нам далее
Моя любимая Италия.

<1918>

Ужель мою святыню
Ты не поймёшь вовек,
И я люблю рабыню,
Свободный человек?

Ужели тщетны муки, -
Цепей не разорвать,
И скованные руки
Могу ли целовать?

Уйди от нас! Язык твой нас пугает!
У нас сердец восторженный порыв
Перед твоим бездушьем замирает —
 Ты желчен, зол, самолюбив...
Меж тем как мы из жизненного мрака.
Стряхнувши прах вседневной суеты,

УКРАВШИЙ ВСЕ
УКРАДЕТ И ЛОЖКУ НО
НЕНАОБОРОТ.