Валерий Яковлевич Брюсов

Раздумье знахаря-заклинателя
Лишь только закат над волнами
Погаснет огнём запоздалым,
Блуждаю один я меж вами,
Брожу по рассеченным скалам.

На площади, полной смятеньем,
При зареве близких пожаров,
Трое, став пред толпой,
Звали её за собой.

Первый воскликнул: "Братья,
Разрушим дворцы и палаты!
Разбив их мраморы, мы
Увидим свет из тюрьмы!"

[Она имеет во чреве (лат. )]

Её движенья непроворны,
Она ступает тяжело,
Неся сосуд нерукотворный,
В который небо снизошло.

Святому таинству причастна
И той причастностью горда,
Она по-новому прекрасна,
Вне вожделений, вне стыда.

Встарь, исчерченная карта
Блещет в красках новизны —
От былых Столбов Мелькарта
До Колхидской крутизны.

Кто зигзаги да разводы
Рисовал здесь набело?
Словно временем на своды
Сотню трещин навело.

Крестят нас огненной купелью,
Нам проба — голод, холод, тьма,
Жизнь вкруг свистит льдяной метелью,
День к дню жмет горло, как тесьма.

Да, на дороге поколений,
На пыли расточённых лет,
Твоих шагов, твоих движений
Остался неизменный след.

Ты скован был по мысли Рока
Из тяжести и властных сил:
Не мог ты не ступать глубоко,
И шаг твой землю тяготил.

Народные вожди! вы — вал, взметенный бурей
И ветром поднятый победно в вышину.
Вкруг — неумолчный рёв, крик разъяренных фурий,
Шум яростной волны, сшибающей волну;
Вкруг — гибель кораблей: изломанные снасти,
Обломки мачт и рей, скарб жалкий, и везде

... доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит!

А. Пушкин

Как дни тревожит сон вчерашний,
Не память, — зов, хмельней вина, —
Зовёт в поля, где комья пашни
Бьёт в плуг, цепляясь, целина.

Вперяю взор, бессильно жадный:
Везде кругом сырая мгла.
Каким путём нить Ариадны
Меня до бездны довела?

Я помню сходы и проходы,
И зал круги, и лестниц винт,
Из мира солнца и свободы
Вступил я, дерзкий, в лабиринт.