Стихотворение

Я тебя с ладони сдуну,
Чтоб не повредить пыльцу.
Улетай за эту дюну.
Лето близится к концу.

Над цветами по полянам,
Над стеною камыша
Поживи своим обманом,
Мятлик, бабочка, душа.

Давайте каждый день приумножать богатство
Апрельской тишины в безлиственном лесу.
Не надо торопить. Не надо домогаться,
Чтоб отроческий лес скорей отер слезу.

Российский лес исполнен доброты.
Крива его тропа, мутны болота,
Но если с ним дружить, а не бороться,
Как ласковы
Широкие листы!
И как его значительны слова,
И шум его громоздкий свеж и ровен.

Кружился снег, стократ воспетый,
Кружился медленно и строго,
И под полозьями рассвета
Плыла январская дорога.

Неприбранная мостовая
Лежала в белом беспорядке,
Мучительно напоминая
Об ученической тетрадке.

Я слышу музыку весны,
Стреляющие звуки почек.
И листья пробуют на ощупь
Шуршащий воздух тишины.

Я слышу музыку дождя.
В твоей руке трепещет зонтик.
А дождь ещё не дождь, а дождик,
И льнёт к тебе он, как дитя.

Спасибо вам, что не вредите мне:
Я в тишине работаю как мерин,
А на производителе коне
Далеко не ускачете — уверен.

Я пристально слежу за тишиной.
За хрупкую — тяжеловата плата…
Ни сплетней не погублен, ни войной.
Вот только жаль пробитого бушлата.

Семнадцать лет… Семнадцать раз
Цвели лесные незабудки.
Я надеваю — мне как раз —
Свои железные обутки.

Не затеваю с жизнью торг.
Когда мы с нею одногодки…
Мотаю я — какой восторг;
— Свои прекрасные обмотки.

Надень пальто. Надень шарф.
Тебя продует. Закрой шкаф.
Когда придёшь. Когда придёшь.
Обещали дождь. Дождь.

Купи на обратном пути
Хлеб. Хлеб. Вставай, уже без пяти.
Я что-то вкусненькое принесла.
Дотянем до второго числа.

Я осени люблю почти как вёсны…
Резные листья виснут в проводах.
Срываются антоновками звёзды
И глухо где-то падают в садах.

И ни шального буйства и ни риска,
И тишина особенно слышна.
Спокойной, доброй силой материнства
Земля отяжелевшая полна.

Я мужеством считал – под самым небом
Пройтись на высоте семиэтажной
По выступу карниза, как по парку,
Чтобы девчонка-крановщица, ахнув,
Забыла рычаги перевести.
И наш прораб, седой Иван Иваныч,
Бледнел, как мел, за грудь рукой хватался