Стихи Бродского

Через два года
высохнут акации,
упадут акции,
поднимутся налоги.
Через два года
увеличится радиация.
Через два года.
Через два года.

Лучше всего
спалось на Савёловском.

В этом
полузабытом сержантами
тупике Вселенной
со спартански жесткого
эмпээсовского ложа
я видел только одну планету:
оранжевую планету циферблата.

Люби проездом родину друзей.
На станциях батоны покупая,
о прожитом бездумно пожалей,
к вагонному окошку прилипая.

Все тот же вальс в провинции звучит,
летит, летит в белёсые колонны,
весна друзей по-прежнему молчит,
блондинкам улыбаясь благосклонно.

Ты выпорхнешь, малиновка, из трёх
малинников, припомнивши в неволе,
как в сумерках вторгается в горох
ворсистое люпиновое поле.
Сквозь сомкнутые вербные усы
туда! — где, замирая на мгновенье,
бесчисленные капельки росы

Мне говорят, что нужно уезжать.
Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
не следует. Да, я не потеряюсь.

Мы незримы будем, чтоб снова
в ночь играть, а потом искать
в голубом явлении слова
ненадёжную благодать.

До того ли звук осторожен?
Для того ли имён драже?
Существуем по милости Божьей
вопреки словесам ворожей.

Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры остриё и усеченный волос -
Бог сохраняет всё; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.

Холуй трясется. Раб хохочет.
Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна.
Сверкает зимняя луна.

Се вид Отчества, гравюра.
На лежаке — Солдат и Дура.
Старуха чешет мёртвый бок.
Се вид Отечества, лубок.

Пресловутая иголка в не менее достославном стоге,
в городском полумраке, полусвете,
в городском гаме, плеске и стоне
тоненькая песенка смерти.

Хотя не имеет смысла, деревья ещё растут.
Их можно увидеть в окне, но лучше издалека.
И воздух почти скандал, ибо так раздут,
что нетрудно принять Боинг за мотылька.

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твоё ночное одиночество, —

Мой Телемак,
Троянская война
окончена. Кто победил — не помню.
Должно быть, греки: столько мертвецов
вне дома бросить могут только греки...
И всё-таки ведущая домой
дорога оказалась слишком длинной,
как будто Посейдон, пока мы там