Владимир Владимирович Маяковский

Гремит и гремит войны барабан.
Зовёт железо в живых втыкать.
Из каждой страны
за рабом раба
бросают на сталь штыка.
За что?
Дрожит земля
голодна,
раздета.
Выпарили человечество кровавой баней
только для того,
чтоб кто-то

Тверд
Тверд пролетарский суд.
Он
Он не похож на вату.
Бывает —
Бывает — и головы не снесут
те,
те, которые виноваты.

Это
Это ясно для любого,
кроме…
кроме… города Тамбова.

Стара,
коса
стоит
Казань.
Шумит
бурун:
«Шурум…
бурум…»
По-родному
тараторя,
снегом

СТИХОТВОРЕНИЕ ОПЫТНОЕ.
ВОСТОРЖЕННО КРИТИЧЕСКОЕ

Словно дети, просящие с медом ковригу,
буржуи вымаливают.
«Паспорточек бы!
В Р-и-и-и-гу!»
Поэтому,
думаю,
не лишнее
выслушать очевидевшего благоустройства заграничные.

У меня растут года,
будет и семнадцать.
Где работать мне тогда,
чем заниматься?

Запретить совсем бы
ночи-негодяйке

выпускать
из пасти
столько звёздных жал.

Лапы елок,
лапки,
лапушки…
Все в снегу,
а тёплые какие!
Будто в гости
к старой,
старой бабушке
я

Европа.
Город.
Глаза домищами шарили.
В глаза —
разноцветные капли.
На столбах,
на версту,

Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо —
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

Все знают:
в страшный год,
когда
народ (и скот оголодавший) дох,
и ВЦИК
и Совнарком
скликали города,
помочь старались из последних крох.
Когда жевали дети глины ком,
когда навоз и куст пошли на пищу люду,
крестьяне знают —