Зинаида Гиппиус

Он опять пришёл — глядит презрительно
(Кто — не знаю, просто Он, в плаще)
И смеётся: «Это утомительно,
Надо кончить — силою вещей.
Я устал следить за жалкой битвою,
А мои минуты на счету.
Целы, не разорваны круги твои,
Ни один не вытянут в черту.

Три раза искушаема была Любовь моя.
И мужественно борется... сама Любовь, не я.

Вставало первым странное и тупо-злое тело.
Оно, слепорождённое, прозрений не хотело.

И яростно противилось, и падало оно,
Но было волей светлою Любви — озарено.

Часы остановились. Движенья больше нет.
Стоит, не разгораясь, за окнами рассвет.

На скатерти холодной неубранный прибор,
Как саван белый, складки свисают на ковёр.

И в лампе не мерцает блестящая дуга...
Я слушаю молчанье, как слушают врага.

Радостно люблю я тварное,
святой любовью, в Боге.
По любви — восходит тварное
наверх, как по светлой дороге.

Темноту, слепоту — любовию
вкруг тварного я разрушу.
Тварному дает любовь моя
бессмертную душу.

Спеленут, лежу, покорный,
Лежу я очень давно;
А месяц, чёрный-пречёрный,
Глядит на меня в окно.
Мне страшно, что месяц чёрный...
А, впрочем, — не всё ль равно?
Когда-то я был упорный,
Вил цепь, за звеном звено...
Теперь, как пес подзаборный,

Бездонного, предчувственного смысла
И благодатной мудрости полны,
Как имена вторые, — нам даны
Божественные числа.

Грех — маломыслие и малодеянье,
Самонелюбие — самовлюбленность,
И равнодушное саморассеянье,
И успокоенная упоенность.

Грех — легкочувствие и легкодумие,
Полупроказливость — полуволненье.
Благоразумное полубезумие,
Полувнимание — полузабвенье.