Георгий Адамович

Но смерть была смертью. А ночь над холмом
Светилась каким-то нездешним огнём,
И разбежавшиеся ученики
Дышать не могли от стыда и тоски.

Ночь... в первый раз сказал же кто-то - ночь!
Ночь, камень, снег... как первобытный гений.
Тебе, последыш, это уж невмочь.
Ты раб картинности и украшений.

Ночь... и к чему говорить о любви?
Кончены розы и соловьи,

Звёзды не светят, леса не шумят,
Непоправимое... пятьдесят.

С розами, значит, или без роз,
Ночь, - и "о жизни покончен вопрос".

Ночью он плакал. О чём, всё равно.
Многое спутано, затаено.

Ночью он плакал, и тихо над ним
Жизни сгоревшей развеялся дым.

Утром другие приходят слова,
Перебираю, но помню едва.

Ночью он плакал. И брезжил в ответ
Слабый, далёкий, а всё-таки свет.

Ну, вот и кончено теперь. Конец.
Как в мелодраме, грубо и уныло.
А ведь из человеческих сердец
Таких, мне кажется, немного было.

О том, что смерти нет, и что разлуки нет,
И нет земной любви предела,
Не будем говорить. Но так устроен свет,
Где нам дышать судьба велела.

"О, если где-нибудь, в струящемся эфире,
В надзвёздной вышине,
В невероятной тьме, в невероятном мире,
Ты всё же внемлешь мне,

"О, если правда, что в ночи..."
Не правда. Не читай, не надо.
Всё лучше: жалобы твои,
Слёз ежедневные ручьи,
Чем эта лживая услада.

"О, сердце разрывается на части
От нежности... О да, я жизнь любил,
Не меряя, не утоляя страсти,
- Но к тридцати годам нет больше сил".

Один сказал: "Нам этой жизни мало",
Другой сказал: "Недостижима цель",
А женщина привычно и устало,
Не слушая, качала колыбель.