Георгий Адамович

Пора печали, юность - вечный бред.

Приглядываясь осторожно
К подробностям небытия,
Отстаивая, сколько можно,
Своё, как говорится, "я",

Надеясь, недоумевая,
Отбрасывая на ходу
"Проблему зла", "проблему рая",
Или другую ерунду,

Рассвет и дождь. В саду густой туман,
Ненужные на окнах свечи,
Раскрытый и забытый чемодан,
Чуть вздрагивающие плечи.

Светало. Сиделка вздохнула. Потом
Себя осенила небрежным крестом
И отложила ненужные спицы.
Прошёл коридорный с дежурным врачом.
Покойника вынесли из больницы.

Слушай - и в смутных догадках не лги.
Ночь настаёт, и какая: ни зги!

Надо безропотно встретить её,
Как ни сжималось бы сердце твоё.

Слушай меня, но не слушай людей.
Музыка мира всё глуше, бедней.

Стихам своим я знаю цену.
Мне жаль их, только и всего.
Но ощущаю как измену
Иных поэзий торжество.

Сквозь умаленья, повторенья,
Без красок и почти без слов,
Одно, единое виденье,
Как месяц из-за облаков,

Стоцветными крутыми кораблями
Уж не плывут по небу облака,
И берега занесены песками,
И высохла стеклянная река.

Но в тишине ещё синеют звёзды
И вянут затонувшие венки,
Да у шатра разрушенного мёрзнут
Горбатые седые старики.

Там солнца не будет... Мерцанье
Каких-то лучей во мгле,
Последнее напоминанье
О жизни и о земле.

Там солнца не будет... Но что-то
Заставит забыть о нем,
Сначала полудремота,
Полупробужденье потом.

Твоих озёр, Норвегия, твоих лесов...
И оборвалась речь сама собою.
На камне женщина поёт без слов,
Над нею небо льдисто-голубое.

Тихим, тёмным, бесконечно-звёздным,
Нет ему ни имени, ни слов,
Голосом небесным и морозным,
Из-за бесконечных облаков,
Из-за бесконечного эфира,
Из-за всех созвездий и орбит,
Лёгким голосом иного мира
Смерть со мной всё время говорит.