Георгий Адамович

Окно, рассвет... едва видны, как тени,
Два стула, книги, полка на стене.
Проснулся ль я? Иль неземной сирени
Мне свежесть чудится ещё во сне?

Он говорил: "Я не люблю природы,
Я научу вас не любить её.
И лес, и море, и отроги скал
Однообразны и унылы. Тот,
Кто в них однажды пристально вглядится,
От книги больше не поднимет глаз.

Он милостыни просит у тебя,
Он - нищий, он протягивает руку.
Улыбкой, взглядом, молча, не любя
Ответь хоть чем-нибудь на эту муку.

Мы всё томимся и скучаем,
Мы равнодушно повторяем,
Что есть иной и лучший край.
Но если здесь такие встречи,
Если не сон вчерашний вечер,
Зачем нам недоступный рай?

Остров был дальше, чем нам показалось.
Зеркало озера, призрачный снег,
С неба снежинки... ну самая малость...
Лишь обещаньем заоблачных нег.

Поговорить бы хоть теперь, Марина!
При жизни не пришлось. Теперь вас нет.
Но слышится мне голос лебединый,
Как вестник торжества и вестник бед.

Патрон за стойкою глядит привычно, сонно,
Гарсон у столика подводит блюдцам счёт.
Настойчиво, назойливо, неугомонно
Одно с другим - огонь и дым - борьбу ведёт.

По широким мостам... Но ведь мы всё равно не успеем,
Этот ветер мешает, ведь мы заблудились в пути,
По безлюдным мостам, по широким и чёрным аллеям
Добежать хоть к рассвету, и остановить, и спасти.

Под ветками сирени сгнившей,
Не слыша лести и обид,
Всему далекий, всё забывший,
Он, наконец, спокойно спит.

Пустынно тихое кладбище,
Просторен тихий небосклон,
И воздух с каждым днём всё чище,
И с каждым днём всё глубже сон.

"Понять - простить". Есть недоступность чуда,
Есть мука, есть сомнение в ответ.
Ночь, шёпот, факел, поцелуй... Иуда.
Нет имени темней. Прощенья нет.