К. Р.

Падай, падай, снег пушистый,
Расстилайся пеленой,
Падай, лёгкий, падай, чистый,
Землю зябнущую крой.

Заметая дали мглою,
Всякий цвет, отлив и тень
Непорочной белизною
Словно саваном одень.

III

‎Здесь, в тишине задумчивого сада,
Опять, о, ночь, меня застанешь ты,
И все одной душа полна мечты,
Что я калиф, а ты Шехеразада.

II

‎За день труда, о, ночь, ты мне награда!
Мой тонет взор в безбрежной вышине,
Откуда ты глядишься в душу мне
Всей красотой нетленного наряда.

I

‎Что за краса в ночи благоуханной!
Мечтательно ласкает лунный свет;
Небесный свод, как ризой златотканой,
Огнями звёзд бесчисленных одет.

‎Люблю, о, ночь, я погружаться взором
В безоблачность небесной глубины.
Какая чистота! Как с вышины
Ласкаешь ты лазоревым убором!

Нет, не туда, о, ночь, в пленённом созерцанье
‎Взор устремляется, где в ризе золотой,
‎В огнях и пурпуре сокрылся царь дневной,
‎Багряным заревом пылая на прощанье.

Она плывёт неслышно над землёю,
‎Безмолвная, чарующая ночь;
‎Она плывёт и манит за собою
‎И от земли меня уносит прочь.

И тихой к ней взываю я мольбою:
‎ — О, ты, небес таинственная дочь!
‎Усталому и телом, и душою
‎Ты можешь, бестелесная, помочь.

Какой восторг! Какая тишина!
‎Благоуханно ночи дуновенье;
И тайною истомой усыпленья
‎Природа сладостно напоена.

Тепло… Сияет кроткая луна…
‎И очарованный, в благоговенье
Я весь объят расцветом обновленья,
‎И надо мною властвует весна.

В знойной пустыне веками покоится сфинкс полногрудый,
Гордо главу приподняв и очей неподвижные взоры
В даль устремив беспредельную… Только песчаные груды
Всюду вокруг разостлалися в необозримом просторе…
— Кем ты воздвигнут, незыблемый страж раскаленной пустыни?

Великой Княгине
Анастасии Михайловне
Великой Герцогине
Мекленбург-Шверинской

Твоей любуясь красотой
И взором ласково-стыдливым,
Пять светлых дней провел с тобой
Я в упоении счастливом.