Николай Платонович Огарёв

Когда я был отроком тихим и нежным,
Когда я был юношей страстно-мятежным,
И в возрасте зрелом, со старостью смежном, -
Всю жизнь мне всё снова, и снова, и снова
Звучало одно неизменное слово:
Свобода! Свобода!

Когда я был отроком тихим и нежным,
Когда я был юношей страстно-мятежным,
И в возрасте зрелом, со старостью смежном, —
Всю жизнь мне всё снова, и снова, и снова
Звучало одно неизменное слово:
‎Свобода! Свобода!

Есть в жизни смутные, тяжёлые мгновенья,
Когда душа полна тревожных дум,
И ноша трудная томящего сомненья
Свинцом ложится на печальный ум;
И будущность несётся тучей издалёка,
Мрачна, страшна, без меры, без конца,
Прошедшее встаёт со взорами упрёка,

Я вспомнил, как ты здесь страдала,
Как сердце билось и чело
Болезни муки выражало, -
И как мне было тяжело!
Как каждый стон подруги милой
Мне скорбно душу волновал,
Я то молился, то, унылый,
Себя отчаяньем терзал.
Но всё тогда мне легче было,

Ещё я бодр! Ещё, тоскуя,
Желанье разжигает кровь,
Ещё я жажду поцелуя,
Ещё я грежу про любовь!

Но девы от моих нападок
Бегут, исполнены стыда,
И старый вид мой стал им гадок,
Страшна седая борода.

Сторона моя родимая,
Велики твои страдания,
Но есть мощь неодолимая,
И мы полны упования:

Не сгубя́т указы царские
Руси силы молодецкие, —
Ни помещики татарские,
Ни чиновники немецкие!

Он родился в бедной доле,
Он учился в бедной школе,
Но в живом труде науки
Юных лет он вынес муки.
В жизни стала год от году
Крепче преданность народу,
Жарче жажда общей воли,
Жажда общей, лучшей доли.
И, гонимый местью царской

Тот жалок, кто под молотом судьбы
‎ Поник — испуганный — без боя:
Достойный муж выходит из борьбы
‎ В сияньи гордого покоя,
И вновь живёт — главы не преклоня —
‎ Исполнен вдохновенной пищей;
Так золото выходит из огня
‎ И полновеснее и чище.

Туман над тусклою рекой,
Туман над дальними полями,
В тумане лес береговой
Качает голыми ветвями,
А было время — этот лес
Шумел зелёными ветвями,
И солнце с голубых небес
Блестело ярко над волнами;
И бесконечна и ясна

Дождь и холод! А ты все сидишь на скале,
Посмотри на себя — ты босая!
Что на море глядишь? В этой пасмурной мгле
Не видать, словно ночью, родная!
Шла домой бы, ей-богу!
«О! я знаю, зачем я сижу на скале;
Что за нужда, что сыро и скверно, —