Саша Чёрный

Семья - ералаш, а знакомые - нытики,
Смешной карнавал мелюзги.
От службы, от дружбы, от прелой политики
Безмерно устали мозги.
Возьмёшь ли книжку - муть и мразь:
Один кота хоронит,
Другой слюнит, разводит грязь
И сладострастно стонет...

Жестокий бог литературы!
Давно тебе я не служил:
Ленился, думал, спал и жил, -
Забыл журнальные фигуры,
Интриг и купли кислый ил,
Молчанья боль, и трепет шкуры,
И терпкий аромат чернил...

У двух проституток сидят гимназисты:
Дудиленко, Барсов и Блок.
На Маше - персидская шаль и монисто,
На Даше - боа и платок.

За чаем болтали в салоне
Они о любви по душе:
Мужья в эстетическом тоне,
А дамы с нежным туше.

«Да будет любовь платонична!» —
Изрёк скелет в орденах,
Супруга его иронично
Вздохнула с усмешкою: «Ах!»

Кто в трамвае, как акула,
Отвратительно зевает?
То зевает друг-читатель
Над скучнейшею газетой.

Он жуёт её в трамвае,
Дома, в бане и на службе,
В ресторанах и в экспрессе,
И в отдельном кабинете.

Зимою всего веселей
Сесть к печке у красных углей,
Лепешек горячих поесть,
В сугроб с голенищами влезть,
Весь пруд на коньках обежать
И бухнуться сразу в кровать.

В старинном городе, чужом и странно близком,
Успокоение мечтой пленило ум.
Не думая о временном и низком,
По узким улицам плетёшься наобум...

Повернувшись спиной к обманувшей надежде
И беспомощно свесив усталый язык,
Не раздевшись, он спит в европейской одежде
И храпит, как больной паровик.

(Из дневника современника)

С горя я пошёл к врачу.
Врач пенсне напялил на нос:
"Нервность. Слабость. Очень рано-с.
Ну-с, так я вам закачу
Гунияди-Янос".

Жили были мышки,
Серые пальтишки.
Жил был кот,
Бархатный живот.
Пошёл кот к чулану
Покушать сметану, -
Да чулан на задвижке,
А в чулане - мышки...
Сидит кот перед дверцей,
Колотится сердце, -
Войти нельзя.
Вот запел кот,