Стихотворение

Музы, рыдать перестаньте,
Грусть вашу в песнях излейте,
Спойте мне песню о Данте
Или сыграйте на флейте.

Дальше, докучные фавны,
Музыки нет в вашем кличе!
Знаете ль вы, что недавно
Бросила рай Беатриче,

В Берлине, на холодной сцене,
Пел немец, раненный в Испании,
По обвинению в измене
Казненный за глаза заранее,
Пять раз друзьями похороненный,
Пять раз гестапо провороненный,
То гримированный, то в тюрьмах ломанный,

Ещё один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.

Около монастыря Кассино
Подошли ко мне три блудных сына,

В курточках английского покроя,
Опаленных римскою жарою.

Прямо англичане — да и только,
Все различье — над плечами только

Рощи пальм и заросли алоэ,
Серебристо-матовый ручей,
Небо, бесконечно-голубое,
Небо, золотое от лучей.

И чего ещё ты хочешь, сердце?
Разве счастье — сказка или ложь?
Для чего ж соблазнам иноверца
Ты себя покорно отдаешь?

Новогодняя ночь, новогодняя ночь!
Новогодняя — первая после войны.
Как бы дома хотел я её провести,
чтобы — я,
чтобы — ты,
чтоб — друзья…
Но нельзя!
И ничем не помочь,
и ничьей тут вины:
просто за семь тыщ вёрст
и ещё три версты

Запахнет Ленинградом, и дождик покропит.
За дедовским фасадом укрылся общепит.
Возьму я вермишели, привычной и простой.
«Мы вышли из шинели», — обмолвился Толстой.

На звоннице, крылат и безутешен,
звонарь ласкает меркнущий янтарь.
Закат. С пернатым страхом перемешан
на завтра напророченный январь.

Солнце свирепое, солнце грозящее,
Бога, в пространствах идущего,
Лицо сумасшедшее,

Солнце, сожги настоящее
Во имя грядущего,
Но помилуй прошедшее!

От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы ни скитались мы в пыли,
С «лейкой» и с блокнотом,
А то и пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.