Стихотворение

Питается плотью он серых людей,
Грехи запивая кровью горячей
Растерзанных им громогласных судей,
Гласивших намедни о правде незрячим.
Шагает по мёртвым, смеясь им в лицо,
Засохшее, полное крика немого.
Ему, истязателю, право, смешно, —

Яр покрылся смогом и смородом.
Воскрепись, святая Земля!
Гром снарядный грохочет над городом.
Это — мы защищаем себя.
Верх возьмем над нацистским ворогом,
Голос вольный промчится над городом;
Взяли Бахмут, — он крикнет гормя. —

О, черный ангел, вставший пред Россией!
Что ищешь ты, летая над страной?
Страною светлой, где леса стоят густые,
Где Лермонтов родился и Толстой?
Изыди враз, истлей и не вернись!
Своим крылом не крой народ нетленный!
Богам своим циничным изъявись —

Месяц май, весна в разгаре,
Барабанит дождь.
Утро, сыро на бульваре,
Мокнет хмурый вождь.

Тени пляшут в хороводе,
Кругом голова.
Как в небесном переходе,
Поля кружева.

Ищу и верую настырно,
Держась за призрачный мираж.
Уже в глазах темно и пыльно,
В барханах падаю от жажд.

Взываю о минуте встречи,
Бредя в пустых седых песках
Своих часов, ведь я не вечен,
Моим вопросам жизнь мала.

Одна секунда делит целое на части.
Одно мгновение жизни рвёт и создаёт.
Всего лишь миг и не клокочет пульс в запястье.
И где-то смолкнет звук и яркий вспыхнет свет.

"Здравствуй, мама!
        Опять мне снится песня твоя..."
                Р. Рождественский

Закрыв глаза, впадая в дрёму
Я слышу музыку небес.
Там в мире звёзд по окоёму,
Звучит мелодия сердец.

Не гляди исподлобья так хмуро,
Хоть и близок прощальный пиздец,
Не такая уж дура культура,
Да и штык не такой молодец.

И пока ещё жизнь теплокровна,
Как бы ни было гадко во рту,
Мы ещё, блядь, воспрянем духовно,
Мы ещё наберем высоту,

Человеку внутри меня двадцать пять недель,
Двадцать пять недель я и хлеб ему, и постель.
И когда я сейчас рыдаю или кричу,
То чему я его учу?

Мы говорили:
– Этого не будет.
Так не бывает.
Но где-то в пять утра проснулись люди,
А их взрывают.

А их взрывают прямо на рассвете,
Средь мирных улиц.
И где-то плачут харьковские дети.
И где-то плачут киевские дети.
Они проснулись.