Стихотворение

Как промаюсь я, службы все выстою,
Да уйду на ночь в келью свою,
Да лампадку пред Девой Пречистою
Засветив, на молитве стою…

Я поклоны творю пред иконою
И не слышу, как сладко поют
Соловьи за решёткой оконною,
В том саду, где жасмины цветут…

I.
Вот, глаза протер пожарный,
В фонаре зажег свечу,
И на смену, в ночь глухую,
Лезет вверх на каланчу:
Смотрит, — города не видно, —
Влажный стелется туман, —
Непроглядного тумана
Необъятный океан…
Тонут в нем верхушки зданий,

Знаю сам, что непробуден
Мёртвых сон и что к луне
Доступ мой не столько труден,
Сколько доступ их ко мне!
Знаю сам, что воздух чище
За чертою городской;
Отчего же на кладбище
Сердцу жутко в час ночной?

Стихает. Ночь темна. Свисти, чтоб мы не спали!..
Ещё вчерашняя гроза не унялась:
Те ж волны бурные, что с вечера плескали,
Не закачав, ещё качают нас.
В безлунном мраке мы дорогу потеряли,
Разбитым фонарём не освещён компас.

Сто лет пройдёт, сто лет; забытая могила,
Вчера зарытая, травою порастёт,
И плуг пройдёт по ней, и прах, давно остылый.
Могущественный дуб корнями обовьёт —
Он гордо зашумит вершиною густою;
Под тень его любовники придут
И сядут отдыхать вечернею порою,

На земле сидел голодный
Бесприютный, бедный мальчик,
И просил он Христа ради
Дать ему краюшку хлеба.

Но толпа людей за счастьем
Погналась и одичала,
И никто, никто не подал
Бедняку краюшки хлеба.

I

Неприступный, горами заставленный,
Ты, Кавказ, наш воинственный край, —
Ты, наш город Тифлис знойно-каменный,
Светлой Грузии солнце, прощай!

На снежной равнине в зеленом уборе
‎Темнела угрюмая ель;
И, как горностаями, снегом пушистым
‎Ей плечи прикрыла метель. —

(Весною 1871 г.).

Вот ещё одну из многих,
‎Дочь нужды, дитя народа,
Расстрелять ведут, — и слышен
‎Крик: да здравствует свобода!

Палачи, должно-быть, пьяны,
‎Жертва их взята ошибкой…
На её поблекших губках
‎Ужас борется с улыбкой.

Отрадней сна, товарищ мой,
Мне побеседовать с тобой:
Сердитый вал к нам в люки бьёт;
Фонарь скрипит над головой;
И тяжко стонет пароход,
Как умирающий больной.