Стихотворение

Как в наши лучшие года
Мы пролетаем без участья
Помимо истинного счастья!
Мы молоды, душа горда...
Как в нас заносчивости много!
Пред нами светлая дорога...
Проходят лучшие года!

Твой отец нажил честным трудом
Сотни тысяч и каменный дом;
Облачась в дорогой кашемир,
Твоя мать презирает весь мир;
Как же ты я это трудно понять я
Ни в отца уродилась, ни в мать?

Годы пройдут, словно день, словно час;
Много людей промелькнёт мимо нас.
Дети займут положение в свете,
И старики поглупеют, как дети.
Мы поглупеем, как все, в свой черед,
А уж любовь не придет, не придёт!
Нет, уж любовь не придеё!

Зол я впервые сегодня вполне;
Зол я оттого что нет злости во мне.

Нет этой злости, которая смело
Прямо из сердца срывается в дело.

Нету её я ненавистницы фраз,
Злобы святой, возвышающей нас.

Весенний день, всё солнце выше,
И всё живительней огонь.
Как гладит лёд на талой крыше
Его горячая ладонь!

Снежок в слезах лучист и ясен,
Весь мир улыбкой удивлён.
Я — зачарованный, как ясень,
Я — соком жизни напоён.

Вот осень в шорохах и звонах
Тоскливо бродит по селу,
По перелескам красных клёнов
Туман мохнатый зыбит мглу,

Рябин зализывает раны
И умирающих берёз,
Он окровавил лапы рдяно
О раны листопадных лоз.

Ещё ли в памяти рисуется твоей
С такою быстротой промчавшаяся младость, -
Когда, Дорида, мы, забыв иных людей,
Вкушали с жаждою любви и жизни сладость?..
Ещё ли мил тебе излучистый ручей
И струй его невнятный лепет,

Исполнились мои желанья,
Сбылись давнишние мечты:
Мои жестокие страданья,
Мою любовь узнала ты.

Напрасно я себя тревожил,
За страсть вполне я награждён:
Я вновь для счастья сердцем ожил,
Исчезла грусть, как смутный сон.

Куплю тебе платье такое,
Какие до нас не дошли,
Оно неземного покроя,
Цветастое, недорогое,
С оборкой у самой земли.

Куплю тебе, кроме того,
Кассеты хорошего звука,
Кассетник включить не наука,
И слушай и слушай его.

Внезапно в зелень вкрался красный лист,
Как будто сердце леса обнажилось,
Готовое на муку и на риск.

Внезапно в чаще вспыхнул красный куст,
Как будто бы на нём расположилось
Две тысячи полураскрытых уст.