Стихотворение

Я вечернею порою над заснувшею рекою,
Полон дум необъяснимых, всеми кинутый, брожу.
Точно дух ночной, блуждаю, встречи радостной не знаю,
Одиночества дрожу.

В деле своём без излишней тревоги
Мы затвердили с давнишней поры
То, что горшки обжигают не боги,
Ну, а не боги, так — дуй до горы.

Из Шиллера

С самострелом и стрелами
Через горы и леса
Держит путь стрелок свободный,
Смело глядя в небеса.

Там, где, с высей низвергаясь,
Мутный плещется поток,
Где так жарко греет солнце,
Там царем один стрелок.

Ты все ревёшь, порог Падун,
Но так тревожен рёв:
Знать, ветер дней твоих подул
С негаданных краев.
Подул, надул — нанёс людей:
Кончать, старик, с тобой,
Хоть ты по гордости твоей
Как будто рвешься в бой.

Я в лес бежал из городов,
В пустыню от людей бежал…
Теперь молиться я готов,
Рыдать, как прежде не рыдал.

Вот я один с самим собой…
Пора, пора мне отдохнуть:
Свет беспощадный, свет слепой
Мой выпил мозг, мне выжег грудь.

Река Ока,
Но не эта, —
Другая река,
В другой части света.

Кругом тайга,
Глухи берега,
Угрюмы воды.
А эта Ока
Далека-далека,
Как детства годы.

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.

Жил-был добрый царь Матвей;
Жил с царицею своей
Он в согласье много лет;
А детей всё нет как нет.
Раз царица на лугу,
На зелёном берегу
Ручейка была одна;
Горько плакала она.
Вдруг, глядит, ползёт к ней рак;
Он сказал царице так:

Раз в крещенский вечерок
‎Девушки гадали:
За ворота башмачок,
‎Сняв с ноги, бросали;
Снег пололи; под окном
‎Слушали; кормили
Счетным курицу зерном;

1

Она простерлась, неживая,
Когда замышлен был набег,
Её сковали грусть без края
И синий лёд, и белый снег.

Но и задумчивые ели
В цветах серебряной луны,
Всегда тревожные, хотели
Святой по-новому весны.