Игорь Северянин

В шалэ берёзовом, совсем игрушечном и комфортабельном,
У зеркалозера, в лесу одобренном, в июне севера,
Убила девушка, в смущеньи ревности, ударом сабельным
Слепого юношу, в чьё ослепление так слепо верила.

Валентина, сколько счастья! Валентина, сколько жути!
Сколько чары! Валентина, отчего же ты грустишь?
Это было на концерте в медицинском институте,
Ты сидела в вестибюле за продажею афиш.

Нежны berceuse'ные рессоры -
Путь к дорогому "кабаку".
В нём наша встреча, - после ссоры,
Меж наших вечеров в Баку.

Я пил с армянским мильонером
Токай, венгерское вино.
В дыму сигар лилово-сером
Сойтись нам было суждено.

Ванг и Абианна, жертвы сладострастья,
Нежились телами до потери сил.
Звякали призывно у неё запястья.
Новых излияний взор её просил.

Да, я люблю тебя, мой Вася,
Мой друг, мой истинный собрат,
Когда, толпу обананася,
Идёшь с распятия эстрад!

Тогда в твоих глазах дитяти -
Улыбчивая доброта
И утомленье от "распятий"
И, если хочешь, красота...

Ни одного цветка, ни одного листка.
Закостенел мой сад. В моём саду тоска.

Взад и вперёд хожу, по сторонам гляжу.
О чём подумаю, тебе сейчас скажу.

Ведь только ты одна всегда, всегда нежна,
В печальной осени душе всегда нужна.

Под Веймарном течет Азовка, -
Совсем куриный ручеёк.
За нею вскоре остановка.
Там встретит кучер-старичок.

Моей душе, душе вселенской,
Знаком язык цветов и звёзд.
Я еду к мызе Оболенской, -
Не больше трёх шоссейных вёрст.

К ней свысока относится Парнас,
Её поставив вне литературы:
Ах, Искренность! твоей фюрирутуры
Хрусталинки на крыльях – бред для нас…

... То ненависть пытается любить,
Или любовь хотела б ненавидеть?..
Минувшее я жажду возвратить,
Но, возвратив, боюсь её обидеть,
Боюсь его возвратом оскорбить.

Весенний день горяч и золот, —
Весь город солнцем ослеплён!
Я снова — я; я снова молод!
Я снова весел и влюблён!

Душа поёт и рвётся в поле,
Я всех чужих зову на "ты"...
Какой простор! Какая воля!
Какие песни и цветы!