Игорь Северянин

У мельницы дряхлой, закутанной в мох
Рукою веков престарелых,
Где с шумом плотины сливается вздох
Осенних ракит пожелтелых,

Его стихи - сама стихия.
Себе бессмертье предреша,
Свершает взлёты огневые
Его стихийная душа.

Он весь поэт, поэт великий.
В нём голоса всего и всех.
Неуловимый лик столикий
Отображает свет и грех.

Мы обокрадены своей эпохой,
Искусство променявшей на фокстрот.
Но как бы ни было нам плохо,
В нас то, чего другим не достаёт.

Когда твердят, что солнце - красно,
Что море - сине, что весна
Всегда зелёная - мне ясно,
Что пошлая звучит струна...

Мне ясно, что назвавший солнце
Не иначе, как красным, туп;
Что рифму истолчёт: "оконце",
Взяв пестик трафаретных ступ...

Гувернантка - барышня
Вносит в кабинет
В чашечках фарфоровых
Creme d`epine vinette*.

Чашечки неполные
Девственны на вид.
В золотой печеннице
Английский бисквит.

В пути поэзии, - как бог, простой
И романтичный снова в очень близком, -
Он высится не то что обелиском,
А рядовой коломенской верстой.

Любовь! Россия! Солнце! Пушкин! -
Могущественные слова!..
И не от них ли на опушке
Нам распускается листва?

И молодеет не от них ли
Стареющая молодёжь?
И не при них ли в душах стихли
Зло, низость, ненависть и ложь?

Когда проезжает конница
Мимо дома с красною крышей,
В кухне дрожит иконница,
Сколоченная блаженным Гришей.

И тогда я его мучаю
Насмешкою над дребезжаньем.
Убегает. И над гремучею
Речкою льёт рыданья.

Красив, как Демон Врубеля для женщин,
Он лебедем казался, чьё перо
Белей, чем облако и серебро,
Чей стан дружил, как то ни странно, с френчем...

Вы прислали с субреткою мне вчера кризантэмы -
Бледновато-фиалковые, бледновато-фиалковые...
Их головки закудрились, ароматом наталкивая
Властелина Миррэлии на кудрявые темы...