Александр Трифонович Твардовский

И в ночном, и за стадом
Была книга со мной:
С кнутовищами рядом
И пастушьей сумой.

И ко мне приходили
С этих серых страниц
Знаменитые были
От далёких границ.

По всему Советскому Союзу,
Только б та задача по плечу,
Я мою уживчивую Музу
Прописать на жительство хочу.
Чтобы мне не ведать той печали,
Как ответят у иных ворот:
– Нет, не проживает. Не слыхали.
Номер дома, может быть, не тот.

Родиться бы мне по заказу
У тёплого моря в Крыму,
А нет, — побережьем Кавказа
Ходить, как в родимом дому.

И славить бы море и сушу
В привычном соседстве простом,
И видеть и слышать их душу
Врожденным сыновним чутьем…

На крыльце сидит боец.
На скворца дивится:
- Что хотите, а скворец
Правильная птица.

День-деньской, как тут стоим,
В садике горелом
Занимается своим
По хозяйству делом.

Мне славы тлен – без интереса
И власти мелочная страсть.
Но мне от утреннего леса
Нужна моя на свете часть;
От уходящей в детство стежки
В бору пахучей конопли;
От той берёзовой сережки,
Что майский дождь прибьет в пыли;

Мы знаем грядущему цену
И знаем, что юность права,
Не как молодая трава,
Что старой приходит на смену,
Чтоб так же отжить до зимы.

Огромный, грузный, многоместный
И тесный — через всю страну
Тянул в пустыне поднебесной
Свою тяжёлую струну.

С натугой ровной делал дело,
Тянул — ни кренов, ни толчков.
И небо нижнее синело
Кой-где в разрывах облаков.

Оркестры смолкли, отзвучали речи,
Парадных флагов свернут пёстрый фронт.
И этот гром неповторимой встречи,
Как гром грозы, ушёл за горизонт.

Отцов и прадедов примета, —
Как будто справдилась она:
Таких хлебов, такого лета
Не год, не два ждала война.
Как частый бор, колосовые
Шумели глухо над землёй.
Не пешеходы — верховые
Во ржи скрывались с головой.
И были так густы и строги

Отыграли по дымным оврагам
Торопливые воды весны.
И пошла она сбавленным шагом
В междуречье Пахры и Десны.

Где прямою дорогой, где кружной —
Вдоль шоссе, по закрайкам полей.
И помятые, потные дружно
Зеленя потянулись за ней.