Стихотворение

Тело работает, тело стареет,
Но непременно надеется на
То, что душа в нём растёт и умнеет,
Вырастет в колос она из зерна.

Война – особо тяжкий случай,
Когда невесть откуда вдруг
В среде сплошных благополучий
Рождается желанье мук.

Откуда это в человеке:
Достигнув мира, в том же веке
Пойти от достижений вспять,
Забросить и не продолжать...

Нет, он не шёл, он просто падал
Весь день, весь вечер и всю ночь.
Я понимаю – простовато,
Но описал его точь-в-точь.

Снег падал. О дожде не скажешь:
Дождь падал. Тот всегда идёт.
Идёт, как все идут – куда-то,
А этот падал – вот и всё.

Вежливый доктор в старинном пенсне и с бородкой,
вежливый доктор с улыбкой застенчиво-кроткой,
как мне ни странно и как ни печально, увы —
старый мой доктор, я старше сегодня, чем вы.

Люблю осеннюю Москву
в её убранстве светлом,
когда утрами жгут листву,
опавшую под ветром.
Огромный медленный костёр
над облетевшим садом
похож на стрельчатый костёл
с обугленным фасадом.
А старый клён совсем поник,

За стеною голоса
и звон посуды.
Доводящие до умопомраченья
разговоры за стеною,
пересуды
и дебаты философского значенья.

Глаза Христа-спасителя кротки.
Поёт орган о мире и о счастье.
Затянутые в хаки штабники,
Давясь, глотают пресное причастье.

Играет на корнете-а-пистоне
Мой друг, мой верный друг.
На голубом балконе
Из длинных синих рук.
Моё подымет платье
Весёлый ветерок,
Играя на закате
В краснеющий рожок.
Я прохожу по улице
В юбке до колен;

На набережной болтаются
дома у самой реки.
Безкосые китайцы
ждут звёздной руки.
А каменные солдаты,
мечтающие о хлебе,
проваливаются в квадраты,
просверлённые на небе.
Внимания не обращая
ни на Великого, ни на Петра,

Ночь каменеет на мосту,
Холодный снег и сух и прост.
Послушайте, трактир мой пуст,
Где звёзды лошадиный хвост.
У загнанного неба мало
Глядят глаза на нас, когда
Влетают в яркие вокзалы
Глухонемые поезда;
Где до утра
Ревут кондуктора.