Стихотворение

В лесу, возле кухни походной,
Как будто забыв о войне,
Армейский сапожник холодный
Сидит за работой на пне.

Их больше нет – они навеки дома,
А ты – в гостях, и я в гостях с тобой…
Не правда ли, стихи мои знакомы
И словом, и строкою, и строфой?

Десять ласковых слов я учил наизусть.
Десять ласковых слов счастье мне подарило.
Коль встречалась мне в жизни обычная грусть –
Говорил я тогда, что мне грустное – мило.

Слово «милость» – то первое слово, ты знай –
Пальчик свой на руке поскорей зажимай.

Утро. Тишина в квартире…
Всё, что в ней сейчас – всё в мире.
Все, кто в ней сейчас – все в мире.
Просто – тишина в квартире…

Просто тишина в душе.
Ночь прошла – светло уже.
Ночь прошла – тишь за окном –
В мире город, двор и дом,

В осеннем парке городском
Вальсирует листва берёз.
А мы лежим перед броском,
Нас листопад почти занёс.
Занёс скамейки и столы,
Занёс пруда бесшумный плёс,
Занес холодные стволы
И брёвна пулеметных гнёзд.

Птицы смерти в зените стоят.
Кто идёт выручать Ленинград?

Не шумите вокруг - он дышит,
Он живой ещё, он всё слышит:

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,

Как из недр его вопли: "Хлеба!"
До седьмого доходят неба...

Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть...
Так советская шла пехота
Прямо в жёлтые жерла "Берт".
Вот о вас и напишут книжки:
"Жизнь свою за други своя",
Незатейливые парнишки -
Ваньки, Васьки, Алёшки, Гришки,

Постарела мать за тридцать лет,
А вестей от сына нет и нет.
Но она всё продолжает ждать,
Потому что верит, потому что мать.
И на что надеется она?
Много лет, как кончилась война,
Много лет, как все пришли назад,
Кроме мёртвых, что в земле лежат.

Я полюбил безумный твой порыв,
Но быть тобой и мной нельзя же сразу,
И, вещих снов иероглифы раскрыв,
Узорную пишу я чётко фразу.

Слабы травы, белы плиты,
И звонит победно медь:
"Голубые льды разбиты,
И они должны сгореть!"

Точно кружит солнце, зимний
Долгий плен свой позабыв;
Только мне в пасхальном гимне
Смерти слышится призыв.