Стихотворение

Когда замолкает грохот орудий,
Жалобы близких, слова о победе,
Вижу я в опечаленном небе
Ангелов сечу.
Оттого мне так горек и труден
Каждый пережитый вечер.

Зачем мы все не смирились,
Когда Он взошёл на низенький холм?

Когда закончен бой, присев на камень,
В грязи, в поту, измученный солдат
Глядит ещё незрячими глазами
И другу отвечает невпопад.
Он, может быть, и закурить попросит,
Но не закурит, а махнёт рукой.
Какие жал он трудные колосья,

Когда задумчивая Сена
Завечереет и уснёт,
В пустых аллеях Сен-Жермена
Ко мне никто не подойдёт.

Иль, может, из приёмной залы
К вечерней службе Saint-Sulpice
Пройдёт немного запоздалый
И розовеющий маркиз.

Когда встают туманы злые
И ветер гасит мой камин,
В бреду мне чудится, Россия,
Безлюдие твоих равнин.
В моей мансарде полутёмной,
Под шум парижской мостовой,
Ты кажешься мне столь огромной,
Столь беспримерно неживой,
Таишь такое безразличье,

Когда в веках скудеет звук свирельный,
Любовь встаёт на огненном пути.
Её встревоженное сердце — пчельник,
И человеку некуда уйти.

Какой прибой растёт в угрюмом сердце,
Какая радость и тоска,
Когда чужую руку хоть на миг удержит
Моя горячая рука!

Огромные, прохладные, сухие —
Железо и церковный воск, —
И скрюченные в смертной агонии,
И жалостливые до слёз.

Как эти сосны и строенья
Прекрасны в зеркале пруда,
И сколько скрытого волненья
В тебе, стоячая вода!

Кипят на дне глухие чувства,
Недвижен тёмных вод покров,
И кажется, само искусство
Освобождается от слов.

Как скучно в "одиночке", вечер длинный,
А книги нет.
Но я мужчина,
И мне семнадцать лет.
Я, "Марсельезу" напевая,
Ложусь лицом к стене.
Но отдаленный гул трамвая
Напоминает мне,
Что есть Остоженка, и в переулке
Наш дом,

Как дерево в большие холода,
Ольха иль вяз, когда реки вода,
Оцепенев, молчит и ходит вьюга,
Как дерево обманутого юга,
Что, к майскому готовясь торжеству,
Придумывает сквозь снега листву,
Зовёт малиновок и в смертной муке

Как восковые, отекли камельи,
Расина декламируют дрозды.
А ночью невесёлое веселье
И ядовитый изумруд звезды.
В туманной суете угрюмых улиц
Ещё у стоек поят голытьбу,
А мудрые старухи уж разулись,
Чтоб легче спать в игрушечном гробу.