Стихи о Петербурге

Мне чужд вальяжный Петербург,
Мне дороже развалины юга,
Не по сéрдцу мне северный друг,
Я сама себе жена и подруга.

И красоты пронзающих глаз серых улиц
Не дороже безмолвных гор,
Манящие жесты столичных распутниц
Не заменят смущённый взор.

Очень рано в декабре вечерело,
Вечерело в четыре часа.
В пять часов я на звёзды глядела,
А хотела в твои глаза.

Мне не больно до кровавых мозолей
Исходить весь Петербург,
Я с надеждой и Божьей волей
Жду тебя заметить вдруг.

Вы задали мне трудную задачу!
Ответить собираюсь я давно...
Беру перо, сажусь — и чуть не плачу...
Зачем шутить стихом мне не дано?!
Нравоученья в декадентских ризах
Упрямой музе более под стать;
Я не вольна в её пустых капризах,

К тебе сбирался я давно
В немецкий град, тобой воспетый,
С тобой попить, как пьют поэты,
Тобой воспетое вино.
Уж зазывал меня с собою
Тобой воспетый Киселёв,
И я с весёлою душою
Оставить был совсем готов
Неволю невских берегов.

Слезают слёзы с крыши в трубы,
к руке реки чертя полоски;
а в неба свисшиеся губы
воткнули каменные соски.

И небу — стихши — ясно стало:
туда, где моря блещет блюдо,
сырой погонщик гнал устало
Невы двугорбого верблюда.

Часть первая

1.

Жил да был
Крокодил.
Он по улицам ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил, —
Крокодил, Крокодил Крокодилович!

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.

На дальнем севере, в гиперборейском крае,
Где солнце тусклое, показываясь в мае,
Скрывается опять до лета в сентябре,
Столица новая возникла при Петре.
Возникнув с помощью чухонского народа
Из топей и болот в каких-нибудь два года,

Промокло небо и земля,
Душа и тело отсырели.
С утра до вечера скуля,
Циничный ветер лезет в щели.
Дрожу, как мокрая овца...
И нет конца, и нет конца!

Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.

Фонари горят как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.

Середина мая и деревья голы...
Словно Третья Дума делала весну!
В зеркало смотрю я, злой и невесёлый,
Смазывая йодом щёку и десну.

Люблю тебя, Петра творенье...

Твой остов прям, твой облик жёсток,
Шершавопыльный — сер гранит,
И каждый зыбкий перекресток
Тупым предательством дрожит.