Илья Эренбург

Чай пила с постным сахаром,
Умилялась и потела.
Страшила смертными делами
Свое веское тело.
"Ручки вы мои, ножки,
Слушайте, послушайте,
Как сороконожки
Будут кушать вас.
Чёрт уставит ночью
Острыми гвоздями мягкую кровать.

Помню день, проведённый в Лукке,
Дым оливок, казавшийся серым,
Небо, полное мути,
Жёлтого зла и серы.
У школы
Шумели мальчишки.
С вала мы видели крыши,
И дым над ними лежал тяжёлый.
Томили пахучие липы...
Я взглянул в твои глаза -

Чем расставанье горше и труднее,
Тем проще каждодневные слова:
Больного сердца праздные затеи.
А простодушная рука мертва,
Она сжимает трубку или руку.
Глаза ещё рассеянно юлят,
И вдруг ныряет в смутную разлуку
Как бы пустой, остекленелый взгляд.

Что любовь? Нежнейшая безделка.
Мало ль жемчуга и серебра?
Милая, я в жизни засиделся,
Обо мне справляются ветра.

Видя звёзд пленительный избыток,
Я к земле сгибаюсь тяжело —
На горбу слепого следопыта
Прорастает тёмное крыло.

Что седина! Я знаю полдень смерти -
Звонарь блаженный звоном изойдёт,
Не раскачнув земли глухого сердца,
И виночерпий чаши не дольёт.

Чтоб истинно звучала лира,
Ты должен молчаливым быть,
Навеки отойти от мира,
Его покинуть и забыть.

И Марс, и Эрос, и Венера,
Поверь, они не стоят все
Стиха ослепшего Гомера
В его незыблемой красе.

Чужое горе — оно, как овод,
Ты отмахнёшься, и сядет снова,
Захочешь выйти, а выйти поздно,
Оно — горячий и мокрый воздух,
И как ни дышишь, всё так же душно.
Оно не слышит, оно — кликуша,
Оно приходит и ночью ноет,
А что с ним делать — оно чужое.