Илья Эренбург

В полдень было - шли солдат ряды.
В ржавой фляжке ни глотка воды.
На припёке - а уйти нельзя, -
Обгорели мёртвые друзья.
Я запомнил несколько примет:
У победы крыльев нет как нет,
У неё тяжёлая ступня,
Пот и кровь от грубого ремня,

Был скверный день, ни отдыха, ни мира,
Угроз томительная хрипота,
Всё бешенство огромного эфира,
Не тот обет, и жалоба не та.
А во дворе, средь кошек и пелёнок,
Приёмника перебивая вой,
Кричал уродливый, больной ребёнок,
О стену бился рыжей головой,

На ночь глядя выслали дозоры.
Горя повидали понтонёры.
До утра стучали пулемёты,
Над рекой сновали самолёты,
С гор, раздроблены, сползали глыбы,
Засыпали, проплывая, рыбы,
Умирая, подымались люди,
Не оставили они орудий,

Как кровь в виске твоём стучит,
Как год в крови, как счёт обид,
Как горем пьян и без вина,
И как большая тишина,
Что после пуль и после мин,
И в сто пудов, на миг один,
Как эта жизнь — не ешь, не пей
И не дыши — одно: убей!

Уж рдеет золотой калач.
И, самогона ковш бывалый
Хлебнув, она несётся вскачь
По выжженному буревалу.
И, распластавшись у порога,
Плюёт на выцветший кумач.
И кто поймёт, что это плач
Страны, возревновавшей Бога?

Уж сердце снизилось, и как!
Как лёгок лёт земного вечера!
Я тоже глиной был в руках
Неутомимого Горшечника.

И каждый оттиск губ и рук,
И каждый тиск ночного хаоса
Выдавливали новый круг,
Пока любовь не показалася.

Умереть и то казалось легче,
Был здесь каждый камень мил и дорог.
Вывозили пушки. Жгли запасы нефти.
Падал чёрный дождь на чёрный город.
Женщина сказала пехотинцу
(Слёзы чёрные из глаз катились):
"Погоди, любимый, мы простимся", -

Умрёт садовник, что сажает семя,
И не увидит первого плода.
О, времени обманчивое бремя!
Недвижен воздух, замерла вода,
Роса, как слёзы, связана с утратой,
Напоминает мумию кокон,
Под взглядом оживает камень статуй,
И ящерицы непостижен сон.

Умру — вы вспомните газеты шорох,
Ужасный год, который всем нам дорог.
А я хочу, чтоб голос мой замолкший
Напомнил вам не только гром у Волги,
Но и деревьев еле слышный шелест,
Зелёную таинственную прелесть.
Я с ними жил, я слышал их рассказы,

Упали окон вековые веки.
От суеты земной отрешены,
Гуляли церемонные калеки,
И на луну глядели горбуны.
Старухи, вытянув паучьи спицы,
Прохладный саван бережно плели.
Коты кричали. Умирали птицы.
И памятники по дорогам шли.