Игорь Северянин

На искусственном острове крутобрегого озера
Кто видал замок с башнями? кто к нему подплывал?
Или позднею осенью, только гладь подморозило,
Кто спешил к нему ветрово, трепеща за провал?

Люблю октябрь, угрюмый месяц,
Люблю обмершие леса,
Когда хромает ветхий месяц,
Как половина колеса.
Люблю мгновенность: лодка... хобот...
Серп... полумаска... леса шпиц...
Но кто надтреснул лунный обод?
Кто вор лучистых тонких спиц?

Нет, положительно, искусство измельчало,
Не смейте спорить, граф, упрямый человек!
По пунктам разберём, и с самого начала;
Начнём с поэзии: она полна калек.
Хотя бы Фофанов: пропойца и бродяга,
А критика дала ему поэта роль...

И вот опять вдали Эст-Тойла
С лазурью волн, с ажурью пен.
Конь до весны поставлен в стойло,
Я снова взят столицей в плен.

Я негодую, протестую,
Но внемля хлебному куску,
Я оставляю жизнь простую,
Вхожу в столичную тоску.

Опять ночей грозовы ризы,
Опять блаженствовать лафа!
Вновь просыпаются капризы,
Вновь обнимает их строфа.

Да, я влюблён в свой стих державный,
В свой стих изысканно-простой,
И льётся он волною плавной
В пустыне, чахлой и пустой.

Изменить бы! Кому? Ах, не всё ли равно!
Предыдущему. Каждому. Ясно.
С кем? И это не важно. На свете одно
Изменяющееся прекрасно.

Вид поля печальный и голый.
Вид леса уныло-нагой.
На крыше одной - белый голубь,
И карий - на крыше другой.

И море, - и то как-то наго
У гор оголённых грустит.
И суша, и воздух, и влага -
Всё грусть и унынье таит.

Его душа - заплёванный Грааль,
Его уста - орозенная язва...
Так: ядосмех сменяла скорби спазма,
Без слёз рыдал иронящий Уайльд.

Ты шёл дорогою проезжей,
И был твой шаг трудолюбив.
А я парил в лазури вещей,
Весь мир в осколки раздробив!

Ты робко пел и робко шёл ты,
Боясь прохожих обогнать...
Лист зеленел, потом стал жёлтый, -
Зазеленеет ли? - Как знать!

Была у тебя страна,
И был у тебя свой дом,
Где ты со своей семьёй
Лелеял побеги роз…
Но родины не ценя,
Свой дом не сумев сберечь,
И мало любя семью,
Ты всё потерял – был день,
Зачем же теперь видна
Во взоре тоска твоём,