Столица

Всё чуждо нам в столице непотребной:
Её сухая чёрствая земля,
И буйный торг на Сухаревке хлебной,
И страшный вид разбойного Кремля.

Императорский виссон
И моторов колесницы, -
В чёрном омуте столицы
Столпник-ангел вознесён.

В тёмной арке, как пловцы,
Исчезают пешеходы,
И на площади, как воды,
Глухо плещутся торцы.

Когда столицу выбелит зима,
Среди её высоких, новых зданий
Под шапками снегов стоят дома -
Хранители прадедовских преданий.

Удивлены домишки-старики,
Что ночь полна гудков звонкоголосых,
Что не мерцают в окнах огоньки,
Что и зимою ездят на колёсах.

Когда успокоится город
И смолкнет назойливый гам,
Один выхожу я из дому,
В двенадцать часов по ночам.

Под чёрным, невидимым небом,
По тонкому первому льду,
Не встретив нигде человека,
Не помня дороги, пойду.

Не знаю, какая столица:
Любая, где людям - не жить.
Девчонка, раскинувшись птицей.
Детёныша учит ходить.

А где-то зелёные Альпы.
Альпийских бубенчиков звон...
Ребёнок растёт на асфальте
И будет жестоким - как он.

И вот опять вдали Эст-Тойла
С лазурью волн, с ажурью пен.
Конь до весны поставлен в стойло,
Я снова взят столицей в плен.

Я негодую, протестую,
Но внемля хлебному куску,
Я оставляю жизнь простую,
Вхожу в столичную тоску.

Ты знаешь град, заслуженный и древний,
Который совместил в свои концы
Хоромы, хижины, посады и деревни,
И храмы Божии, и царские дворцы?
Тот мудрый град, где, смелый провозвестник
Московских дум и английских начал,
Как водопад бушует «Русский вестник»,

Что там было? Ширь закатов блёклых,
Золочёных шпилей лёгкий взлёт,
Ледяные розаны на стёклах,
Лёд на улицах и в душах лёд.

Разговоры будто бы в могилах,
Тишина, которой не смутить...
Десять лет прошло, и мы не в силах
Этого ни вспомнить, ни забыть.