Игорь Северянин

Влюблённая в Северный Полюс Норвегия
В гордой застыла дремоте.
Ленивые лоси! вы серебро-пегие,
Ледяное пламя поймёте...

Тебя не зная - всюду, всюду
Тебя искал я, сердцем юн:
То плыл на голубую Суду,
То на нахмуренный Квантун...

Мне много женских душ дарило
Свою любовь, свою печаль...
В них не найдя тебя, ветрило
Я поднимал - и снова в даль!

Сегодня утром после чая,
Воспользовавшись мёрзлым днём,
"Онегина" - я, не скучая,
Читал с подъёмом и огнём.

О, читанные многократно
Страницы, юности друзья!
Вы, как бывало, ароматны!
Взволнован так же вами я!

То по шоссе, для шины колком,
То по тропинке через лён,
То утрамбованным просёлком
Велосипедит почтальон.

Он всем знаком. Он старый Перник.
Он служит здесь тридцатый год.
Письмо от Щепкиной-Куперник
Он мне в окно передаёт.

Из меня хотели сделать торгаша,
Но торгашеству противилась душа.

Смыслу здравому учили с детских дней,
Но в Безразумность влюбился соловей.

Под законы все стремились подвести, -
Беззаконью удалось закон смести.

От тоски ты готова повеситься,
Отравиться иль выстрелить в рот.
Подожди три оснеженных месяца, -
И закружит весна хоровод.

Я сам себе боюсь признаться,
Что я живу в такой стране,
Где четверть века центрит Надсон,
А я и Мирра - в стороне;

Где вкус так жалок и измельчен,
Что даже, - это ль не пример? -
Не знают, как двусложьем Мельшин
Скомпрометирован Бодлэр;

В этой маленькой русской колонии,
Здесь спасающей от беззакония
Свои бренные дух и тела,
Интересы такие мизерные,
Чувства подленькие, лицемерные,
Ищут все лишь еды и тепла.

Berrin, Gourmets, Rabon, Ballet,
Иванов, Кучкуров и Кестнер
Сияли в петербургской мгле -
Светил верхушечных чудесней...

Всё то, что раньше было б диким,
Теперь естественно вполне:
Стать пред решением великим -
Быть иль не быть - пришлось и мне.